что я охотно следую старинным законам в тех случаях, когда это не требует совсем уж абсурдных жертв, но прежде она ни разу не обременяла меня подобными просьбами, ни наяву, ни, тем более, во сне. Исходя из этого, я сделал вывод, что ей, вероятно, крепко припекло.
– Спасибо, – наконец выговорил я. – Но на самом деле, даже если я захочу помешать кому-либо мне сниться, все равно не сумею. Из всех магических защитных барьеров я пока освоил только тот, который препятствует Безмолвной речи. Да и его – буквально пару часов назад.
– А. Так вот почему это диковинное существо, выдающее себя за рыжую девчонку, не смогло с вами связаться, – понимающе кивнул сэр Корва. – Я думал, просто не умеет, что в его положении вполне простительно: все-таки оно не человек.
– Овеществленным иллюзиям магия дается даже легче, чем людям. А во всем остальном они не настолько от нас отличаются, чтобы из-за этого шум поднимать, – заметил я. – Что касается меня, так я просто последние несколько дней безвылазно просидел в Холоми, куда меня отправили за то, что перед этим вовсе не спал. Видимо, стены Холоми сами по себе неодолимый барьер.
– Зачем вы мне это объясняете? – удивился сэр Корва. – В мои планы не входит принуждать вас к общению с моей дочерью, во сне или наяву.
– Затем, что, если Меламори в своих сновидениях доберется до вас прежде, чем до меня, есть шанс, что вы вспомните и сможете передать ей мои слова. Чем раньше она узнает, в чем дело, тем лучше. Она сейчас учится намеренно сниться другим людям по собственному выбору, и любая неудача может надолго выбить ее из колеи. А то и вовсе лишить желания учиться дальше. В магии без уверенности в своих силах далеко не уйдешь.
– Неудача в магии! – недоверчиво усмехнулся сэр Корва. – Вас пугает эта проблема? Не что-то еще, а именно она?!
– Да не то чтобы пугает. Просто кажется довольно серьезной. Все остальное ерунда. Любые недоразумения между людьми рано или поздно как-нибудь разрешаются. А ошибки, сделанные при изучении магии, к сожалению, далеко не всегда.
– Не сосчитать, сколько раз этот Мир изменялся до полной неузнаваемости, – сказал сэр Корва. – Говорят, в древние времена целые материки исчезали под водой, в небе появлялись незнакомые созвездия, женщины ели отцов своих детей, а зимы бывали такими лютыми, что из туч вместо дождя сыпался лед и лежал на земле, не растаяв, целую дюжину дней кряду, а то и две. И только одно осталось неизменным со времен младенчества моих предков: все угуландские колдуны непременно чокнутые, один другого хуже. Извините за откровенность, сэр Макс.
– Да мне-то что. Я вообще приезжий. То есть, будь я хоть тысячу раз чокнутый, вашу теорию своим примером подтвердить, к сожалению, не могу. Зато и не опровергну, если вдруг все-таки окажусь нормальным, в отличие от всех остальных.
Он улыбнулся – как-то неожиданно совершенно по-человечески, словно между нами отродясь не было никаких сложностей. И спросил:
– Вы проводите меня вниз? Я бы и сам нашел выход, просто не
