style="font-size:15px;"> Она показала объем руками. Кшесинская только зубами заскрипела, уже весь театр знал его фамилию. Над Кшесинской посмеивались, словно она виновата, что приглянулась этому Воронцову, который почему-то считает балерину обязанной отвечать на его ухаживания. Матильда танцевала, стараясь не смотреть в зал, но невольно слышала восторженные вопли поручика.
Когда пришло время поклонов, она вовремя заметила летевший на сцену веник, из-за бездумной смеси цветов и гигантских размеров действительно мало похожий на букет. Ловко увернулась, приняла цветы у какого-то подбежавшего к рампе юнца, послала воздушный поцелуй строгому чиновнику, разглядывавшему ее в лорнет, широко улыбнулась всем, словно не слыша вопля Воронцова:
– Кшесинская, я вас люблю! Вы моя!
Это ему принадлежал цветочный веник.
Наглец полез через оркестр на сцену, его с трудом вернули на место товарищи…
Матильда терпеть не могла вот таких проявлений чувств. Нравится ее танец – прекрасно, поднеси красивый букет, приди за кулисы, если выглядишь прилично – пустят. Но на весь зал обещать, что она будет принадлежать только ему…
Кшесинскую так разозлило поведение наглеца, что она от души пнула ни в чем не повинный букет. Гусар захохотал:
– Обожаемая!..
Это обратная сторона популярности, жаждешь успеха и аплодисментов – будь готова выслушивать вот такие комплименты и уметь отбиваться от назойливых ухажеров. Ей сразу объяснили, что отвадить всех просто не сумеют, нужно научиться защищаться самой.
Они с Юлией переодевались, чтобы юркнуть через второй служебный выход и раствориться в темноте ночи неузнанными. За дверью в длинном коридоре послышались крики и робкий протест старика-служащего. Юлия подошла к двери.
– Малечка, по-моему, там рвется этот огромный поручик. Петрович его не сдержит.
– Юля, выручай, – взмолилась Матильда и юркнула за ширму.
Юлия огляделась, присела к гримировальному столу, быстро сунула что-то в рот и отвернулась к зеркалу, словно снимая грим. На самом деле она его наносила – поспешно уродовала правую, не заметную от входа половину лица.
А в дверь уже вломился, даже не постучав, тот самый верзила.
– Божественная! Я у ваших ног! Приказывайте.
Он действительно бухнулся на колени перед сидевшей почти спиной к входу Юлией.
Та обернулась и спокойно поинтересовалась:
– Кто фы?
Глаза бедолаги вылезли из орбит, он увидел правую часть загримированного лица Кшесинской-1.
– Воронцов… А вы?
– Кфесинская.
Юлия поднялась и стояла практически в четвертой позиции, изящно выставив ножку и опираясь правой рукой на спинку стула. Воронцов смешался, но сумел взять себя в руки. Пробормотав сначала: «Но как же…», он отступил назад.
Матильде пришлось зажать рукой рот, чтобы не расхохотаться. На лице гиганта была такая растерянность, что вынести без смеха невозможно.
А
