Марина, через годы
Мы о тоске поговорим.
Как эмигрантов пароходы
Вдаль уплывали. Горький дым.
Расстрелы, а затем разруха,
Но всё же Родина – одна!
И без неё поэту – мука:
Ту чашу выпила до дна.
Там запах свежих круассанов:
– Гарсон.
– Мерси, мадмуазель.
Здесь стоны из Чека подвалов
И непримятая постель.
Ждала вестей и не ложилась,
Курила долго, у окна,
И напрягалась шеи жила,
Но всё же, Родина – одна…
И, опустив смирённо руки,
Ты приняла, как божий дар,
Страны родной и вид, и звуки,
Её растянутый удар.
***
Ночной портье
Ко мне приходит мой ночной портье,
Мой мрачный стражник, вечный инквизитор,
Из тени незадёрнутых портьер,
Когда не жду и не прошу визита.
Ботинками ступает на палас,
С ухмылкою мне глядя прямо в очи,
Распахивая рта кривой атлас,
Как жэковский, хмельной водопроводчик.
Права качает, душу теребя
И требуя отчёт за весь период:
Мол, сколько, ненавидя и любя,
Мол, сколько про Владивосток и Рио
Ты написал?… А я молчу в ответ…
Скукоживаясь, пропадает доблесть.
Скользят слова, подобные плотве,
В обрывки снов роняя странный проблеск…
Влекомый им, иду на эшафот —
Без времени, без места, без причины,
Сквозь маски пламенеющий шифон
Узреть пытаясь злобную личину…
Орёт надрывно золотушный грач,
Луна висит размазанною каплей;
Безудержный на волю рвётся плач,
Когда рублю себя тупою саблей…
***
Моя душа
Поёт душа и треплет сердце ветер
До слёз, до боли, до звенящих рос…
Ах, кто бы так меня ещё приметил!
Ах, где бы я в родную землю врос!
Гори, гори опять, не вполнакала.
Берёзой белой, небом голубым
И жаворонком в небе запоздалым,
Пожайлуста, чуть-чуть меня люби…
***
Я ломтями небо пластал
Я ломтями небо пластал,
Тишину ладонями черпал,
За зелёной плотью листа
Поворачивал к солнцу череп.
Не из тех мы, видно, пока,
