как растение, на другую почву, чтобы она расцвела среди окружающей ее роскоши и богатства. Можно было подумать, что она родилась ь этой обстановке. Я был хорошо знаком с представительницами того почтенного класса, к которому она принадлежала, но не находил в ней ничего, что напоминало бы о ее низком происхождении и об отсутствии у нее должного воспитания.
Перемена была настолько разительна, что при виде этой красивой женщины, причесанной на английский манер, ее простого белого пеньюара и крошечных турецких туфелек, при виде, наконец, ее грациозной позы, словно нарочно выбранной художником, чтобы писать ее портрет, я смело мог вообразить себя в будуаре какой-нибудь элегантной аристократки из Сен-Жерменского предместья, но никак не в задней комнате модного магазина.
– В чем дело? – спросила меня Луиза, окончившая чтение письма и удивленная тем, что я так пристально смотрю на нее.
– Я любуюсь вами и думаю.
– О чем?
– Я думаю, что если бы мадемуазель Роза, вместо того чтобы героически хранить верность господину Огюсту, каким-то чудом оказалась в этом прелестном будуаре и увидела бы вас в эту самую минуту, она не бросилась бы в ваши объятия, а упала бы на колени, думая, что перед ней королева.
– Ваша похвала чрезмерна, – сказала, улыбаясь, Луиза. – В ваших словах верно лишь то, что я действительно переменилась. Да, очень переменилась, – добавила она со вздохом.
В комнату вошла молодая девушка из магазина.
– Сударыня, – сказала она, – «государыня» желает иметь такую же шляпу, какую вы сделали княгине Долгоруковой.
– Сама «государыня» здесь?
– Да.
– Попросите ее в салон. Я сейчас приду.
Девушка вышла.
– Вот что напомнило бы Розе, – сказала Луиза, – что я всего только бедная модистка. Но если вы желаете увидеть поразительную перемену, поднимите кончик ковра и понаблюдайте в эту стеклянную дверь.
С этими словами она ушла в салон, оставив меня одного. Я воспользовался ее разрешением и, осторожно подняв угол ковра, прильнул к стеклу.
Та, которую звали «государыней», оказалась молодой красивой женщиной двадцати двух – двадцати трех лет, с восточным типом лица: шея, уши и руки ее были усыпаны бриллиантами. Она опиралась на одну из своих служанок и, остановившись около дивана, сделала Луизе знак подойти. На скверном французском языке она велела ей показать самые лучшие и дорогие шляпы. Луиза тут же велела подать ей самые нарядные шляпы. «Государыня»[13] примеряла их одну за другой, все время смотрясь в зеркало, которое держала перед ней сопровождавшая ее девушка, но ни одна шляпа ей не понравилась, так как не было точно такой, как у княгини Долгоруковой. Луиза предложила сделать ей точно такую же.
«Государыня» потребовала, чтобы новая шляпа была ей доставлена на следующий день утром. Луиза обещала, хотя для этого нужно было проработать всю ночь. «Государыня» удалилась, опираясь на руку сопровождавшей ее служанки. Луиза проводила ее до дверей и вернулась ко мне.
