путь к поверхности. Вполне возможно, что один их четырех туннелей ведет наверх.
Честно говоря, ни один из пресловутых вариантов штабс-ротмистру не понравился. И он решил поискать в центре громадного зала – там, куда не доставал свет фонаря. Может, все же отыщется хоть что-то, способное заменить рычаг.
И что-то отыскалось… Но рычаг заменить ни в коей мере не смогло.
Штабс-ротмистр удивленно присвистнул. Провал, на краю которого он оказался, отчасти напоминал круглую, диаметром шагов тридцать, шахту… Да только никто и никогда не роет шахт в форме идеального, словно циркулем вычерченного круга – ни к чему шахтерам такая точность…
Еще бездонный на вид провал напоминал кратер потухшего вулкана – но подземные силы, прорываясь к поверхности, геометрическими инструментами тоже не пользуются.
Больше всею это походило… да, на жерло исполинской каменной пушки.
Дибич снял верхнюю крышку фонаря, подкрутил винт, фиксирующий положение второго рефлектора… Тщетные старания – направленный отвесно вниз луч бессильно увяз в темноте, дно шахты штабс-ротмистр не разглядел, Стены «пушечного жерла» оказались, как артиллерийским орудиям и положено, идеально гладкими. Никаких лестниц, никаких вколоченных в камень скоб-ступеней… Вообще ни одной выбоинки или выщерблинки. И наверху нет и следа приспособлений для спуска и подъема. Словно неведомые строители потратили уйму труда просто так, для красоты.
Штабс-ротмистр повел фонарем по сторонам. Ни единого камешка, ни единого обломочка… Вздохнув, он вытащил из кармана плоскую баклажку толстого стекла – прихваченную «для согреву». В два глотка допил остатки – и кинул опустевшую емкость в шахту.
Долго отсчитывал секунды, напряженно прислушиваясь.
Ничего.
Вообще ничего. Ни плеска, ни звона разбившегося стекла… Будто баклажка до сих пор падает, дабы зависнуть в центре матушки-Земли, – или вообще, пройдя насквозь, вылетела под самым носом у изумленных антиподов.
Больше тут искать нечего. Пожалуй, придется для начала вернуться к завалу, – авось удастся расчистить хоть узенький лаз…
Дибич пошел обратно, шаря лучом фонаря в поисках своего платка-метки. И остановился. Замер. Он наконец УСЛЫШАЛ. Услышал звук, донесшийся из шахты.
Не звон и не плеск – пожалуй, штабс-ротмистр и сам не смог бы определить точно характер звука, слабого и далекого, но напитанного скрытой мощью – подобно канонаде грохочущего вдали сражения. В единую еле слышную какофонию сливались звуки сухие – шуршащие, поскребывающие; и влажные – не то побулькивание, не то почавкивание. И была еще одна составляющая, даже и не слышная почти ухом, болезненно воспринимаемая всем телом, – про такое горцы Кавказа, где штабс-ротмистру довелось угодить в землетрясение, говорили: «кричит земля».
Хотелось уйти, скрыться, бежать от источника звука как можно дальше… Дибич вернулся обратно. К шахте-кратеру-пушке.
Сомнений не
