невысокий столик с самоваром, чашками и подносом с бутербродами. Доктор долго не мог понять, чего именно, по его мнению, не хватает в этом кабинете. Но затем понял: в кабинете не было портрета царствующего императора Всероссийского!.. Но зато висели сразу три небольшие цветные литографии с портретами императоров Николая Павловича и Александра Александровича, а также графа Александра Христофоровича Бенкендо€рфа. Михаил Николаевич, так и не сумевший прийти к каким-то выводам по личности хозяина кабинета, пока оставил свои мысли при себе. А вот его друг не сдержался. Бартонд умиротворённо оглянулся вокруг и одобрительно произнес:
– А уютно, здесь у вас, Владислав Викторович. Прямо-таки и не верится, что всё это можно встретить… – здесь он запнулся и, закашлявшись, попытался скрыть смущение.
– Вы, вероятно, хотели сказать в управлении жандармерии, там, где допрашивают, секут и вздергивают на дыбе? – понимающе улыбнувшись, спросил корнет.
Бартонд покраснев, пробормотал, что он совершенно не это имел в виду. Но затем, видимо решив, что слишком уж тушуется перед этим юнцом «в голубом мундире», с вызовом и чуть резче, чем собирался поначалу, выпалил:
– Можете на меня обижаться, но – почему бы и нет?!
– А я и не обижаюсь, привык-с. Немудрено, что среди просвещенных и ученых мужей распространены подобные заблуждения. Особенно после пасквилей, аналогичных вот этому. – Иронично усмехнулся его собеседник, чуть привстав и наклонив голову в сторону визави, затем достал из кармана записную книжку и зачитал несколько фраз: – «…В Царском Селе принимают не очень ласково, но оригинально. Как только я вошёл, меня окружила толпа жандармов, и руки их тотчас же с настойчивой пытливостью начали путешествовать по пустыням моих карманов. Наконец, один из них отступил от меня шага на три в сторону, окинул мою фигуру взглядом и скомандовал мне: «Раздевайтесь!» – «То есть – как?» – спросил я. «Совершенно!» – категорически заявил он. Двое из них, обнажив сабли, встали у меня с боков, третий пошёл сзади, держа револьвер на уровне моего затылка. И мы, молча, пошли по залам дворца. В каждом из них сидели и стояли люди, вооружённые от пяток до зубов. Картина моего шествия была, видимо, привычной для них, только один, облизывая губы, спросил у моих спутников: «Пороть или вешать?» – «Журналист!» – ответили ему. «А… значит – вешать!» – решил он…» Сочинение почетного члена Императорской академии Максима Горького, он же Алексей Максимович Пешков. А может быть, господина Лермонтова процитировать?..
– Господа, господа, – умиротворяюще произнес Михаил Николаевич, – довольно спорить. Вот, кстати, позвольте полюбопытствовать: а почему у вас в кабинете портреты именно императоров Николая Павловича и Александра Александровича размещены? Не Петра или Екатерины Великих, к примеру?
– Кабинет это не мой, а ротмистра Воронцова. Если не возражаете, то он сам и ответит.
– А
