вышла ссора, как злословят завистники, из-за дамы. Помня нравы конца XIX века, можно утверждать, что это была дуэль на шпагах. В результате у ван Гога была отсечена часть уха.
– Банальная поножовщина, написали бы сегодня в криминальной хронике, но исследовательский центр творчества ван Гога в Арле утверждает, что у великих художников вышел спор о картине. В доказательство своей правоты автор отсек себе ухо. Есть и еще один факт ― автопортрет ван Гога с перевязанным ухом. Не поспоришь…
– В подтверждение этой версии появилось научное обоснование в виде медицинского термина «синдром ван Гога». Это ситуация, когда больной беспричинно настаивает на ненужной операции или сам себя оперирует. В основе тоже лежат факты ― выписки из истории болезни ван Гога, который наблюдался в местной клинике.
Брат Саймон с интересом взглянул на собеседника и добавил:
– Вы спросите меня, а зачем это надо Магистру Ордена? Отвечу… Не переставайте учится, дорогой Седрик. Более того, учитесь учиться. Анализируйте любую информацию, она неслучайно попадается вам на жизненном пути.
– И тогда, ― продолжил флэшер, ― только вам откроется Вторая книга.
Саймон снисходительно улыбнулся. Он давно запретил себе вспоминать о тяжелом детстве. Ему выпало быть третьим сыном бедного сапожника, вернувшегося в Краков после войны и целыми днями латавшего чужую обувь в маленькой будке у Центрального рынка. Однажды их ребе положил свою пухлую ладонь на курчавую голову пацана и сказал именно эту фразу:
– Нати, учись учиться.
При посвящении Нати получил новое имя. Тогда Саймон начал новую жизнь, но мудрость предков хранил неизменно, повторяя себе и своим ученикам.
ГЛАВА V. РОССИЯ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
В Питере моросил весенний дождь. Привычный для обитателей, словно царапина на стене или лужица за углом, которую кто-то ворча обходит, кто-то лихо перепрыгивает, но всегда найдется тот, кто с удовольствием прошлепает по ней не сворачивая, привычно произнося: «Привет, лужа». Все они по-своему любят этот город и гордятся, что именно их Питер является единственной столицей Европы, не покоренной врагом. Что бы там о себе ни рассказывали Париж или Берлин, Лондон или Рим, сандалии и сапоги чужих солдат нередко топтали их мостовые. В Брюссель столько раз заходили вражеские войска, что это стало для них привычной неприятностью и в мае 1940 года его жители не сразу поняли, что колонны фашистов на улицах – это не съемка исторического фильма.
Те события давно канули в Лету, и уже семьдесят седьмой май поливал короткими дождями улицы и проспекты Северной Пальмиры, которая, строго говоря, не всегда была стольным градом огромной страны. Чаще ее называли северной или даже культурной столицей России. Эта привычка не дает возникнуть вопросу: а зачем Петр I решил строить новую столицу на самой окраине огромной империи, да еще в болоте? Одни усматривают в этом сомнительную выгоду большого порта, приближенного к европейским столицам; другие видят анклав пришлого
