уж ты смышленый, – возразил Артем, но уже со снятым переводчиком, так что для аборигена его слова остались полной тайной, – а ты рассказывай, ктулхацкер проспиртованный.
– Не надо так злобствовать, ребята, – примиряюще поднял руки Алколит. – Просто я наконец сообразил, как работают мои изречения на великом мертвом языке. Все очень просто: их надо произносить в состоянии сатори.
– В чем?! – поразился Артем. – Тебе с твоим самоконтролем до сатори как Люксембургу размерами до Китая!
– Так было, не спорю, – кивнул Ярослав, – но сейчас не так. Вы же и сами поняли, что мы все изменились.
– Это так, – не стал отрицать очевидного Ассасин.
– Ну вот видите, – пожал плечами Алколит, – правда, в состояние сатори я входил несколько нестандартно.
– А как? – мгновенно заинтересовался Артем.
– Мысленно пытался решать задачи по высшей математике вроде исчисления определенного интеграла без каких-либо заметок и записей, – поделился тайной недоученный медик. – И неожиданно понял, что мое восприятие мира изменилось.
– А зачем тебе это было надо, все эти заумные вычисления? – спросил я.
– Все точные науки основаны на математике, вот и пытался припомнить, что из нее знаю и где это можно применить, – пожал плечами Ярослав.
– Метод ты использовал странный, – озвучил я свои размышления, – но раз он дал результаты, попробовать стоит. Как считаешь, Арт?
– Точно так же, – согласился Ассасин. – Что ж, придется вспомнить, что такое предел и к чему он стремится. Кстати, этот мир имеет огромный недостаток по сравнению с виртуальными.
– Только один? – ахнул Алколит. – Я поражен тобой, друг мой, по-моему, их тысячи. И какой же он, тот дефект, что так тебя тревожит?
– Ни в одной компьютерной игре с героя не списывают здоровье, которое уменьшается в результате длительного путешествия на качающейся телеге, не оборудованной амортизаторами.
Глава 7
Остаток дня мы пытались освоить метод Ярослава, даже не слезая с телеги. Сколько мата на русском языке услышал этот мир в тот день исчислить невозможно даже с помощью всей высшей математики. Ничего у нас не вышло. Под вечер, то есть где-то часов в шесть-семь, я вместо формул и расчетов пытался вспоминать теории коллоидной химии и генетику. Так увлекся, что почти не заметил остановку и сполз с телеги только после тормошения за плечо. Слез я удачно, стоило мне это сделать, как колесо у нашего транспорта отвалилось. Аллисандр расширил наши познания в местной ругани, после чего занялся ужином. Гадость у него получилась страшная, но горячая, так что кончилась быстро. От умственных усилий страшно разболелась голова; минут пять поразмыслив, чем таким можно ее унять, решил, что здоровье дороже, и от снадобий собственного приготовления отказался. Починку телеги отложили на утро. Караулить сегодня я должен был последним, так что спать лег с больной головой и чистой совестью.
Гоблин, объясняющий мне теорию образования
