лифчиком и трусиками. Девушка стояла у окна и сосредоточенно рассматривала себя в зеркало, я же (как уже было упомянуто выше) остолбенело застыл у порога с выпученными на манер лягушки глазами и до предела отвисшей нижней челюстью.
Скорее всего, она увидела моё отраженье в зеркале, потому что, прежде чем повернуться ко мне, девушка протянула руку к, лежащему на пуфике, халату, одним неуловимо-быстрым движением завернулась в него. Лишь после всего этого она соизволила обернуться и посмотреть в мою сторону.
Я судорожно сглотнул, плотно сдвинул челюсти и вдруг вспомнил, что и я, в сущности, тоже не одет совершенно. Вспомнив об этом, я машинально попятился и, совсем не изящно, сел, минуя стул, прямо на ковёр. При этом я ещё и ухитрился опрокинуть на себя целую уйму отцовских книг (чёрт бы побрал эти толстенные фолианты с превеликим множеством острых углов в каждом!). Так мы и смотрели некоторое время друг на друга: она, красивая и удивительно свежая даже после сна, и я, наверное, здорово «припухший» после вчерашнего своего «отмечания», с мокрыми спутанными волосами, картинно обрамлявшими, обросшую суточной щетиной, исключительно несимпатичную физиономию, да ещё и одетый в более чем лёгкую «одежду» из многоцветных книжных томов. В общем, чучело-чучелом, и притом, гороховое!
Девушка вдруг улыбнулась и подошла ко мне вплотную, а я, при её приближении, лихорадочно шаря вокруг рукой, нащупал и натянул на себя ещё несколько книг пообъёмнее.
– Где у тебя душ? – спросила она, и голос девушки, чистый и звонкий, привёл меня в ещё большее смятение. Она была так неправдоподобно красива, что я даже начал подозревать, что, в сущности, ещё сплю. И в то же время отлично понимал, что никакой это не сон, а самая, что ни на есть, суровая действительность.
– Там, прямо по коридору, – хрипло выдавил я, от всей души проклиная себя за то неизящное положение, в которое сам же себя и поставил, вернее, посадил. – Прямо и налево, то есть, направо! В общем, иди прямо по коридору, потом…
– Спасибо! – Девушка вновь улыбнулась. – Я найду!
Она подошла к кровати, тихо, не торопясь, подобрала, разбросанную в беспорядке прямо по ковру, одежду (и как это я, остолоп, умудрился не заметить этой одежды?!), потом девушка, искоса взглянув в мою сторону и в третий раз мне улыбнувшись, быстро скинула с плеч халат. Ещё мгновение, и она уже вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь. Тут только я перевёл дух. Надо ж, ситуация!
Одевался я живо, как солдат-первогодок. Потом сразу же врубил отцовскую электробритву и за то короткое время, пока она, упрямо жужжа, вела героическую борьбу с возмужавшей суточной щетиной, попытался хоть немного просушить мокрые волосы, отчаянно лохматя их маминой массажной щёткой то в одну, то в другую сторону.
Чисто выбрившись (слава немецкой электротехнике!), я, посредством двух зеркал, подверг самому тщательному и критическому осмотру свою собственную физиономию, подверг и пришёл к выводу, что, хоть следы вчерашнего возлияния оказали на неё некоторое пагубное воздействие, но, как говориться, могло быть и хуже.
После этого
