лось – а, скорее всего, так оно и есть – и если там за дверью, идёт сейчас урок математики, тогда…
О том, что ожидало её тогда, Насте не хотелось даже думать.
Некоторое время она молча и неподвижно стояла возле двери, потом с тяжёлым сердцем положила руку на прохладный металл дверной ручки, ещё немного помедлила, словно раздумывая, и, собравшись, наконец, с духом, осторожно приотворила противно заскрипевшую эту дверь.
И сразу же вздохнула с облегчением.
Вместо математики в кабинете шёл урок истории (по расписанию он стоял, кажется, предпоследним). Историк, Николай Сергеевич, нескладный и близорукий, стоял возле классной доски, на которой, немного наперекос, была прикреплена карта наполеоновских войн. Николай Сергеевич водил указкой по карте и, одновременно с этим, что-то объяснял классу однообразно-монотонным и почти не различимым голосом.
В классе, между тем, каждый продолжал заниматься своими личными делами. Почти никто из учеников не слушал педагога, а некоторые даже вида не делали, что слушают, откровенно развлекаясь, кто как может. Такое происходило почти на каждом из уроков Николая Сергеевича, но он, то ли просто не замечал всего этого безобразия, то ли, что куда более вероятно, безобразие сие почему-то крайне мало его волновало.
– Разрешите, Николай Сергеевич? – подчёркнуто вежливо произнесла Настя, входя в класс.
– Нестерович? – оборвав на полуслове занудный свой монолог, историк с явным недоумением взглянул на Настю поверх очков, потом он подошёл к учительскому столу и уже сквозь очки уставился в классный журнал. – А я уже отметил, что тебя нет сегодня! – он вновь посмотрел на Настю поверх своих блестящих стёклышек. – Что же нам делать теперь?
Это был вопрос ради вопроса, и, прекрасно это понимая, Настя лишь молча пожала плечами и направилась к своёму месту, а Николай Сергеевич посмотрел на часы и почему-то глубоко вздохнул.
– Всё получилось! – радостно зашептала соседка по парте и, одновременно, лучшая Настина подруга, Вероника. – А ты сомневалась!
– Да я и сейчас не особенно верю, – тоже шёпотом ответила Настя, медленно и с явной неохотой вытаскивая из ранца по очереди: дневник, тетрадь, ручку и, наконец, сам учебник истории. – Ну, не пришла сегодня! Мало какая причина!
Вероника ничего не ответила и какое-то время подружки сидели молча и почти внимательно слушали об удивительных успехах наполеоновской Франции над могущественной хоть и разношёрстной коалицией европейских государств во главе с Англией, о борьбе не на жизнь а на смерть между Францией и Англией, об окружении армии Мака, об Аустерлице…
Наконец Вероника не выдержала.
– Ну, какая ещё может быть причина! – зашептала она почти сердито. – Не должно быть никакой другой причины!
– Не должно! – тут же согласилась Настя, глаза её вдруг испуганно округлились. – А ты вчера ни с кем не разговаривала, когда от меня шла?
– Нет! – рассеянно проговорила Вероника, думая о чём-то своём. – А ты?
– А я сразу же спать завалилась! – радостно сообщила Настя, потом она помолчала немного и добавила, ещё понизив голос: – Зря мы, наверное, иголку на парафиновой свечке накаливали! Сказано же было: на восковой! Причём, из чёрного воска! Слушай, а разве чёрный воск бывает?
– Парафин же бывает, – резонно заметила Вероника. – Почему тогда воску нельзя?
Настя пожала плечами, а Николай Сергеевич собрался с духом и, прибавив чуток металла в слабый свой голос, сделал подружкам замечание, после чего они какое-то время сидели молча и даже успели узнать об окончательном разгроме Пруссии и союзных ей российских войск при Фридланде, о Тильзитском перемирии, о личных встречах Наполеона и Александра…
– Слушай! – снова не выдержала Настя. – А давай спросим, почему её нет! – Настя умоляюще смотрела на подругу. – Спроси, а?
– Сама спроси!
– Думаешь, не спрошу! – Настя решительно вздёрнула вверх руку. – Николай Сергеевич, а почему у нас сейчас не математика? Где Мария Степановна?
В классе вдруг сделалось совсем тихо. Оторвавшись от всех своих посторонних дел или лёгкой приятной дрёмы, ученики, все разом, с интересом и даже с каким-то недоумением повернулись в сторону Насти. Потом они, так же дружно, посмотрели на историка, в ожидании ответа.
– Мария Степановна… она, кажется, приболела, – немного помолчав, произнёс не совсем уверенно Николай Сергеевич, потом он снял очки, старательно протёр их какой-то тряпицей, вновь насунул на переносицу. – В общем, сегодня её не будет.
– А завтра? – выкрикнул кто-то из задних рядов.
– Завтра? – учитель, близоруко прищурившись, обвёл класс рассеянным взглядом и пожал плечами. – Не знаю. Скорее всего, тоже нет.
