все и началось. Мои родители были богатыми и в семь лет наняли воспитателя, чтобы заниматься мной, пока они занимались собой. У меня был воображаемый друг Билли, с которым я играл дома в мяч, когда воспитатель уходил. Как-то перед его уходом я чихнул, и он решил, что я заболел. «Что за оказия, инфант террибль», – сказал воспитатель и выпятил нижнюю губу.
Он был полным ничтожеством, как вспоминаю сейчас, хочется взять его за горло и вырвать крошечный кадык. За глаза я называл его Педди – сокращенно от «педагог», но с двумя «д».
Педди пудрил свое утонченное бледное личико, на котором никогда не велось угревых войн, пока учил меня французскому. Зачем учить ребенка французскому? Ну что за оказия, экскьюзе муа, инфант террибль. Оказия – какое слово выискал. Он душился дорогим марсельским парфюмом, его кожа выдыхала его на меня.
Задушу любого, если еще раз в жизни услышу экскьюзе муа. Разорву рот самсоном. Льон, лео-лайон-лев. Педди пытался учить меня каталонскому на случай, если мы с родителями вдруг переедем в Барселону, а Каталония отделится от Испании. Мне повезло, что этот человек никогда не слышал о басках. Льяооо.
«Вы заболели, мой милый инфант», – сказал воспитатель. «Мы не в баварских землях, и все же их лебе дих, так что дам вам хороший медицинский совет: повторяйте все время про себя “я здоров” до бесконечности, пока не выздоровееете». Он говорил «выздоровееете», с тремя «е», как у Маяковского длинношеее.
Дойди до дна в Спарте в младенчестве, Педди.
«Адьос, мой милый инфант». И закрыл дверь на ключ.
Освободившись от воспитателя, я тут же бросился играть в мяч с Билли. Он сильно бил, я отбивал, потом он вдруг сказал: «Если будешь повторять “я умру” до бесконечности, умрешь». Засмеялся и исчез, оставив меня одного.
Так все и началось. Я начал мусолить эту мысль в голове, все время повторял «я умру, я умру, я умру». Знал, что лучше повторять «я здоров», но не получалось. Это была моя первая навязчивая мысль, потянувшая за собой все остальное.
Воспитатель посоветовал родителям давать мне лекарство, и вскоре по всеобщей версии я выздоровел, хотя не болел. Потом я услышал в новостях, что кто-то задохнулся ночью. Не помню, кто, какой-то неизвестный человек. «На животе надо меньше спать», – буркнул отец. «Уткнулся в подушку», – сказала мать. Этого было достаточно. «Хватит на сегодня», – бросил мне отец. Я перестал бить по мячу, Билли сказал, что хочет спать. «Уснешь на животе, задохнешься», – произнес он. «Уходи, не хочу с тобой больше». «Уткнешься в подушку, задохнешься». «Уходи!».
Теперь я ненавидел Билли. «Не приходи больше». «Хочу прихожу». «Не приходи говорю». Но он приходил. Билли всегда со мной, не растет и не меняется.
Той ночью я долго не мог уснуть, переворачивался с боку на бок и думал, как сделать так, чтобы не задохнуться. Я решил договориться с собой: если буду выполнять определенные действия, ничего не случится. Лежал десять секунд на правом боку, столько же на левом, повторял три раза, дальше укладывался на спину и представлял, как завтра утром буду завтракать живым. На следующее утро я проснулся: для меня это означало, что ритуал работает, и я стал
