style="font-size:15px;"> В короткие передышки, когда всадники останавливались, чтобы поправить сбившиеся на сторону седла, лошади тянулись к лужам, роняя с отвислых губ розоватые клочья пены. Но всадники били их снизу по зубам так, что головы животных вздергивались, а зрачки люто кровенели от неутоленной жажды. И снова, разбрызгивая слякоть, стучали по гудрону звонкие копыта.
Всадники скакали молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами:
– Говорят, мосты минированы?
– Может быть.
– Проклятые финны!
– А мы прорвемся?
– Должны.
– А граница?
– К черту все границы!..
Шоссе, по которому они ехали, напоминало дорогу, пропустившую через себя отступающую армию: в обочинах лежали перевернутые возы, какие-то ящики, валялся в канавах брошенный скарб, кое-где виднелись на холмах свежие кресты, – здесь прошли, вымостив этот путь своим горем, печенгские беженцы.
К вечеру десять усталых всадников, пришпоривая коней, въехали на высокий холм, и перед ними открылась широкая долина, рассеченная бурной, стремительной рекой.
– Наконец-то! – сказал старший, укрытый плащом с пелериной, и первым пустил коня на мост. Расхлябанные, жидкие бревна моста, раскатываясь, гремели под копытами. Лошади перегибали головы через жерди перил, жадно фыркая на быстро бегущую под мостом воду.
На другом берегу реки, почти у самого моста, стоял массивный столб, к вершине которого была прибита доска. На одной стороне этой доски, повернутой туда, откуда приехали всадники, было написано всего четыре буквы:
СССР
А с другой стороны, куда ехали всадники, было написано:
SUOMI
Земля вокруг столба чернела свежими комьями, рядом валялся черенок сломанной лопаты: столб врыт был только вчера. Отныне здесь проходила новая граница Советского Союза с Финляндией – граница, узаконенная во время переговоров в Московском Кремле, которая устанавливала новые рубежи и возвращала русскому народу Печенгские земли.
Но пока около столба стоял пограничник только с финской стороны, а со стороны Печенги, прямо на него, ехали десять всадников в гитлеровских касках. И как пограничник, охраняющий неприкосновенность своей державы, финн выступил вперед, щелкнул затвором карабина:
– Kuka siella?.. Tunnussana?.. Pusy paikoillasi, muuten ammun!..[3]
Но он даже не успел вскинуть карабин к плечу, как тут же упал под точными выстрелами. Раскатывающиеся бревна моста глухо прогремели под копытами последнего коня, выходившего на финский берег.
– Ну, здравствуй, Суоми! – сказал старший всадник.
Это был оберст фон Герделер, ныне – чрезвычайный эмиссар верховной ставки горно-егерского корпуса.
Лапландия гибла, гибла расквартированная в ее лесах немецкая армия, гибли надежды, гибло все.
Надо было спасать. Как спасать, что
– Кто идет?.. Пропуск?.. Стоять на месте, иначе буду стрелять!..
