сала, плавленые сырки и хлеб. Настроения не было; я понимал, что мы в самоволке и нам достанется по полной. Но, уподобясь телку, повиновался Федькиной воле. Портативный магнитофон «Весна» на полную катушку отхрипывал блатняк. ФэН с Надькой болтали и смеялись беспрерывно – поймали кураж. Мы же с Любахой, вжавшись в противоположные борта на заднем сидении «Нивы», представлялись скучными и малоразговорчивыми.
В полной темноте остановились. Спереди темнели заросли камыша, а чуть далее горизонт спрятался за стеною тростника, в небольшом просвете серебрилась речушка. Над головою тосковала пронзительно белая луна. Стрекотал сверчок и где-то вдалеке ещё один. Оказалось – мы в степи, где-то в районе полигона.
– Разболокайтесь, здесь нам не будут мешать, – скомандовал ФэН, отваливая сидение, чтобы я и Любка могли выбраться.
На скорую руку организовали стол. Меня знобило. Первую бутыль под сыр и колбасу опорожнили минут в пятнадцать. Захмелели и взялись за вторую, которую разбили на две половины. Озноб как испарился.
После распития двух третей второй «гранаты», Федька, сузив глаза в щёлочки, с широчайшей сатанинской улыбкою увлёк свою пассию за машину, бросив нам: – Не стесняйтесь, если чё отойдите туда, за камыши, подальше. Любка-а-а, ты поняла? хи-хи-хи…
С этого и к тому Любкиного взгляда на Федю я понял, что тот «давил» и её. Через пять минут из-за машины раздалось пыхтение и полились известные звуки. Я попытался взять Любкину ладонь, но та вырвала её.
– Я по-о-ня-яла, – после паузы распевно произнесла она, затем встала и медленно пошла к камышам. Я не знал что делать. Идти ли за ней? А если её просто приспичило? Она обернулась.
– Ну, чё. Идешь «ёжиться»?
– Я?… я иду, просто прикрою еду – прозаикался я.
Целовались недолго. С джинсами вышла неувязочка. Фирменная молния тяжело поддавалась неловкой руке, будто боролась за жизнь. Но обошлось. Пока я менжевался, Люба приняла универсальное в таких случаях решение.
– Я сама, – как-то обреченно вздохнув, пролепетала она.
На подмятых сырых камышах состоялась скорая близость. «Ёжились» мы минут десять. Под молочной луной колыхались разваленные на стороны её белые груди с большими плоскими сосками и царапались пару дней небритые ляжки. Так мы породнились с Любахой и завели такую странную дружбу на долгих полтора года, до самого окончания мною военного колледжа.
По возвращении в казарму тут же были отправлены командиром роты на «губу». Трое суток ареста пролетели незаметно.
Отчего-то ФэН думал, что мы поженимся с Любкою. Но в мои планы его думки не входили. Я только стоял на пороге открытия женщин, и многое ожидало впереди. Потому я перешагнул.
– Прости меня Люба.
Точка отсчета.
Минуло две зимы. Долгих-долгих зимы. На дворе 1986 год, июнь месяц.
Первая зима для южного организма уподобилась катастрофе. На несколько месяцев забыл,
