ищите, ищите, – проскрипел недовольный Жуков, понявший, что Михеев не тот человек, которого можно смять или сломать.
Решив ряд других вопросов, Анатолий Николаевич без настроения покинул кабинет командующего. Разгорался яркий солнечный день. Дневное светило поднялось уже достаточно высоко. Оно не столько озаряло пространство, сколько претендовало на скорый полуденный зной, нагревая до плавления в некоторых местах асфальтное полотно. Подходя к машине, он услышал слова знакомой песни: «Если завтра война», доносящиеся из открытого окна соседнего здания. Ветерок трепал полотна тюлевых штор, вырвавшихся порывами сквозняка двумя половинками на волю.
Он любил эту песню и, услышав только четвертый куплет стихотворения Лебедева-Кумача, которое стало мужественной мелодией через музыку композитора Покраса, сел в свою любимую эмку. А через опущенное стекло дверцы доносилось:
Мы войны не хотим, но себя защитим –
Оборону крепим мы недаром.
И на вражьей земле мы врага разгромим,
Малой кровью, могучим ударом…
Он ехал по яркому и прозрачному Киеву, и только теперь, много раз слыша эту песню, почему-то обратил внимание на последнюю строчку четверостишия.
«Нет, из того, что я знаю о нашем потенциальном противнике, малой кровью его разгромить вряд ли удастся, – рассуждал про себя комиссар госбезопасности, – до того когда он нагрянет, нужно успеть выстроить нашу мощь в армии. Пока войска РККА все еще находятся в состоянии реформирования. Великие реформаторы приходили не с тем, чтобы разрушить, а с тем, чтобы создать лучшее, разрушая худшее. Надо торопиться не спеша, но торопиться».
Сталинская в своей основе положительная по целям реформа в конце 30-х годов отметилась и немалым разрушением, и неполным созиданием – времени не хватило. Гитлер на это уповал, а поэтому так спешил…
И все же, если быть справедливым, то начиная с середины двадцатых и конца тридцатых годов Сталин делал все возможное и невозможное, чтобы вернуть Россию, теперь в образе Советского Союза, к статусу великой державы. И конечно, он готовил страну к войне, что, собственно, никогда не отрицалось и в советской историографии.
Надо отметить, некоторые военные деятели РККА демонстрировали иногда в своих выступлениях, что показывают сегодня те немногочисленные открытые данные Генштаба периода «сороковых роковых», готовность нанести удар до того, как немцы сами нападут. А потом – и «на вражьей земле мы врага разгромим, малой кровью, могучим ударом», как пелось в вышеприведенной песне.
Политики в Кремле были более осторожны и сдержаны…
То, что не мог знать, а потому и не способен был по трагическому определению поведать А.Н. Михеев о Жукове, захотелось рассказать автору. Нет, не измазать черной краской или всякими выдумками героя Халхин-Гола и полководца Великой Отечественной, а показать его живым человеком, сославшись в его характеристике на конкретных свидетелей
