городе… Деревня маленькая… Во-вторых, калач был преогромный…
– Вот такой? – внук описал вытянутыми вперед руками в воздухе круг.
– Примерно… В третьих, Сань… Разве ты с товарищами никогда не делишься?
Парнишка опустил вниз глаза.
– Ну… Это… Бывает, что жалко, но… делюсь…
Внук продолжает гладить деда по голове. Потом тянется к его уху и шепчет:
– Дедуль, а, знаешь, какой тебе мама подарок приготовила?
Семен Александрович отрицательно мотает седой головой.
– Откуда мне знать-то?
Внук оглядывается по сторонам и еще тише выдает деду секрет:
– Рубашку! Знаешь, какая она красивая? Супер! Я помогал выбирать! – Санька прикладывает к своим губам палец. – Но – тихо. Мама не велела говорить.
– Молчу-молчу, внук.
И оба громко-громко хохочут.
В гостиную заглядывает Клавдия Семеновна, дочь Водовозова.
– Что происходит? – притворившись сердитой, хмурясь, спрашивает она.
Санька вскакивает.
– Мам, ты иди-иди, – выпроваживая, солидно добавляет. – У нас – мужские секреты.
Сердца трех
Последнее время Иван Христофорович Зяблицев отшельничествует: год тому минуло, как простился с единственным ему близким человеком, – Дарьюшкой, женушкой, значит. В момент Дарьюшку скрутило: врачи сказали, что рак желудка. Отмучилась, оставив сей бренный мир на попечение его, Ивана Христофоровича.
А дети? Неужто Господь не сподобил? Где-то есть. Далеко. Сами по себе. Пару строк лень черкнуть. Брякнут по телефону раз в году, на день его именин – это тот максимум, на который отваживаются сын и дочка. Так что… Отрезанные ломтики… Теперь им родитель только обуза.
А когда-то… Эх, как любил Иван Христофорович своих деток! Надышаться не мог. Пылинки с каждого сдувал. Думал, что на любовь любовью ответят после. Не получилось. Как-то незаметно очерствели. Покуда он работал и от работы имел кое-что, то наезжали.
Бывало, явится Мишаня, сынок, про здоровье и самочувствие любопытствует, а у самого глазки бегучие такие, бегучие – всё в сторону да в сторону: не желает, получается, на родителя-то глядеть. А уже через час…
– Слышь-ка, бать, как у тебя с этими?.. – спрашивает и три пальца друг об друга трет. Иван Христофорович понимает, об чем речь, но притворяется, будто невдомек ему. – Ну, – мнется сын, видать, совесть-то еще не вся утеряна, – я насчет «мани-мани»…
Иван Христофорович, прищурив левый глаз и почесывая в затылке, отвечает:
– «Мани-мани» – шиш в кармане…
– Может, как-нибудь по амбарам пометешь да по сусекам поскребешь? – стоит на своем сынок.
– Туго, да? – с еле скрываемой язвинкой интересуется Иван Христофорович. – Приспичило шибко?
– Очень надо… Молодые, сам понимаешь…
