происходящее: я лежал на сырой свежей земле, сзади стояла небольшая плита, меня окружали люди в чёрной одежде; кто-то из них держал платочки и зонты, кто-то вытирал слезы, а кто-то стоял, повесив голову.
– Это я во всём виновата-а-а-а-а-а!
Передо мной на коленях, сгорбившись над букетами цветов, сидела мама. Чёрная юбка, чёрный пиджак, чёрные перчатки, пропитавшиеся её слезами, и чёрная шляпа, которую она так не любила.
Почему она плачет? Почему они все плачут? Неужели они не видят, что я сижу живой. Живой… живой ли? Разве я не умер, или то был дурной сон?
– Мама, почему ты плачешь? – я постарался улыбнуться, но голос мой выдавал горечь. Я положил ей руку на плечо и… прошёл сквозь него. Мама продолжала сидеть и плакать, не обращая на меня внимания.
Я содрогнулся от ужаса.
– Мама! Ты слышишь меня, мама! – продолжал звать её. Но она лишь сильнее разрыдалась, продолжая повторять:
– Это я его убила! Я… он… он сделал это из-за меня-а-а-а!
Я продолжал отчаянно пытаться обнять её. Кричал ей в ухо, но она словно не чувствовала, не видела меня. Никто не видел меня.
Сзади к ней подошёл мужчина и положил маме руку на плечо. Я увидел его лицо, и глаза мои задрожали от подступающих слез.
– Дорогая, пожалуйста, идём, – прошептал ей папа.
Взгляд его был полон печали и искренности, какой я никогда не видел, когда мы были вместе. Сейчас он нежнее и бережнее относился к маме. Она ласково взяла его руку и поднесла к мокрым щекам. Папа, не раздумывая, стер слезы и обнял маму крепко, будто этим объятием он хотел снять груз с её сердца. Мама обняла его в ответ и спрятала лицо в плечо, озябшими пальцами сжимая пиджак папы на спине.
Я впервые видел столь открытые отношения между ними. Меня распирала обида и злость, что в этот момент я не могу быть с ними.
– Стойте, а я? А как же я? – продолжало срываться с моих дрожащих губ.
Но окружающие были глухи к моим словам. Они повернулись спиной и медленно поплелись вдаль. Я кричал им вслед и лил слезы. Я бежал за ними и хватал их за спину, но руки проходили, словно сквозь воздух.
Сбившись с ног, я поскользнулся и едва не врезался в надгробную плиту. Уже тогда, стоя на коленях, я наблюдал за их отдаляющимися фигурами. Из груди вырвался протяжный рёв, и стая птиц на дереве взмыла в небо.
Разве так выглядит жизнь после смерти? Где раскалённые котлы? Где лава, омывающая грязные души? Где пламя, не щадящее тело? Разве не это ли называется адом – местом, где я и должен пребывать после трусливого побега от жизни на земле? Нет, для таких, как я, приготовили ад страшнее – одиночество. Срок его неведом. Я обречён на скитания и отчаяние. Разве это не страшнее ада, где подвергают пыткам физическим?
На надгробной плите стояла дата: «23.01.17» – дата моей смерти. Когда я посмотрел на эти знаменательные цифры, в душе моей образовалась
