n>Ричард Бахман. Блейз
Это руины сердца.
Раскрывая все карты
Это сундучный роман. Понимаете? Я хочу, чтобы вы знали об этом, пока чек еще при вас и вы не капнули на книгу соусом или мороженым, после чего вернуть ее в магазин будет очень сложно, а то и вовсе не получится[1]. Это исправленное и дополненное издание, но что с того? Автором указан Бахман, потому что «Блейз» – последний из романов 1966–1973 годов, периода наивысшей продуктивности сего господина.
В эти годы я как бы раздваивался. С одной стороны, был Стивеном Кингом, который писал (и продавал) рассказы-ужастики для таких малотиражных мужских журналов, как «Кавальер» и «Адам»[2], а с другой – Ричардом Бахманом, писавшим романы, которые никто не хотел покупать. «Ярость»[3], «Долгая Прогулка», «Дорожные работы» и «Бегущий человек»[4]. В результате все четыре были сразу опубликованы в дешевом карманном формате.
«Блейз» – последний из ранних романов… пятая четверть, если хотите. Или, если настаиваете, еще один из сундучных романов известного писателя. Время написания – конец 1972 и начало 1973 года.
Я думал, что роман отличный, когда работал над ним, и решил, что полный отстой, когда прочитал от начала и до конца. Насколько помню, не показывал его ни одному издателю, даже не посылал в «Даблдей», где у меня к тому времени появился друг, Уильям Дж. Томпсон. Именно Билл позднее открыл Джона Гришэма, именно Билл подписал со мной договор на следующую после «Блейза» книгу, запутанную, но занимательную историю о выпускном вечере в центральной части штата Мэн[5].
На несколько лет я забыл о «Блейзе». Потом, когда остальные ранние бахмановские романы появились на прилавках, достал его из дальнего ящика, чтобы просмотреть на предмет публикации. Прочитав первые двадцать страниц, решил, что мое первоначальное мнение правильное, и вернул рукопись туда, откуда взял. Я подумал, что роман написан вполне пристойно, но сюжет вызывает в памяти слова, однажды произнесенные Оскаром Уайльдом. А сказал он, что нельзя читать «Лавку древностей», не проливая от смеха потоки слез[6]. Так что «Блейз» был благополучно забыт, но не утерян. Его всего лишь засунули в какой-то угол библиотеки Фоглера в Университете Мэна с остальными бумагами и рукописями Стивена Кинга/Ричарда Бахмана.
Вот так «Блейз» пролежал в темноте тридцать лет[7]. А потом я опубликовал тоненькую книжку в мягкой обложке «Парень из Колорадо» в серии «Крутой детектив». Серию эту придумал очень умный и очень расчетливый парень, Чарльз Ардай. Ему страшно хотелось переиздать старый «нуар» и детективные романы, которые ранее печатались только в карманном формате, и добавить к ним новые. «Парню из Колорадо» крутизны определенно не хватало, но Чарльз все равно решил его опубликовать под одной из знаменитых обложек серии[8]. Проект оказался успешным… если не считать задержек с выплатой гонорара[9].
Годом позже я подумал: может, стоит вновь двинуться по пути крутого детектива, только с более «крутым» произведением. Мои мысли впервые за много лет вернулись к «Блейзу», но следом тащилась чертова цитата Оскара Уайльда насчет «Лавки древностей». «Блейз», насколько я помнил, был не крутым «нуаром», а плаксой в три ручья. Однако я решил, что неплохо бы на него взглянуть. При условии, что роман удастся отыскать. Я помнил картонную коробку. Я помнил шрифт старой портативной пишущей машинки (неубиваемой «Оливетти») моей жены Табиты, но понятия не имел, что произошло с рукописью, которая лежала в этой картонной коробке. Насколько я знал, она могла даже исчезнуть. Да, детка, исчезнуть[10].
Не исчезла. Марша, одна из двух моих бесценных помощниц, нашла ее в библиотеке Фоглера. Не доверила мне оригинал (я… э… теряю вещи), но сделала ксерокопию. Я, должно быть, использовал совершенно выбитую ленту, когда печатал «Блейза», потому что текст был едва виден, а пометки на полях практически выцвели. Однако я сел с рукописью и начал читать, готовый испытать разочарование, какое может вызвать только произведение, написанное тобой же, когда ты был куда моложе и самоувереннее.
Но я подумал, что «Блейз» очень даже хорош, определенно лучше «Дорожных работ», романа, сюжет которого, как я в то время полагал, лежал в основном русле американской беллетристики. Разумеется, «нуаром» здесь и не пахло. Скорее речь шла о натурализме с преступлением, стиле, который в 1930-х годах практиковали Джеймс М. Кейн и Хорас Маккой[11]. Я думал, что обращения к прошлому лучше прямого изложения событий. Мне они напоминали трилогию «Молодой Лонигэн» Джеймса Т. Фаррелла и забытый (но отменный) роман «Гэс-Хауз Макджинти». Конечно, местами роман был ВНД[12], но не следовало забывать, что
Говоря об этом, я предполагаю, что вам нравится мое творчество и вы редко садитесь за стол, чтобы перекусить или даже плотно поесть, без книги, которую читаете в настоящий момент. –
За одним исключением: Бахман под псевдонимом Джон Суитен продал единственный детективный рассказ «Пятая четверть».
Более не публикуется, и это хорошо.
За этими последовал роман Бахмана «Худеющий», и неудивительно, что меня вычислили, поскольку фактически написан он был Стивеном Кингом: фотография на заднем клапане суперобложки никого не обманула.
Полагаю, я единственный писатель в истории англоязычной романистики, чья карьера основана на гигиенических прокладках; эта часть моего литературного наследия неоспорима.
Примерно так же я реагировал на «Обычного человека» Филипа Рота, «Джуда Незаметного» Томаса Гарди и «Дочь хранителя тайны» Ким Эдвартс: в какой-то момент чтения начинал смеяться, махать руками и кричать: «Где рак? Где слепота? Ничего этого у нас еще нет!»
Не в сундуке, конечно, а в картонной коробке.
Дама, по глазам которой читается: свяжешься со мной – жди беды. А в трусиках, понятное дело, можно найти исключительно экстаз.
Что тоже напоминает мне не слишком удачные прежние времена книжек в мягкой обложке.
В моей литературной карьере мне удалось потерять не один, а два достаточно хороших романа, работа над которыми была в самом разгаре. Но если я успел написать лишь пятьдесят страниц романа «Под Куполом», после чего он исчез, то в «Каннибалах» перевалил за двухсотую страницу, когда этот роман канул в небытие. Вторых экземпляров не осталось. Дело было до появления компьютеров, а копиркой для первого варианта я никогда не пользовался… считал, что это нехорошо.
И, очевидно, дань уважения роману «О мышах и людях» – трудно уйти от такого сравнения.
ВНД – витиеватый, натужный, дерганый.
