лицо Анне, стоявшей у дверей.
– Леуна, дорогая, милая моя, почему вас так долго не было, я уже
не знала что и думать. – вся в слезах, видно неспавшая Анне, обнимала Леуну, продолжая плакать еще сильней.
– Все хорошо, Нана, с нами все в порядке, не плачь, мы сейчас тебе все расскажем, но сейчас главное Китуна. – впоголоса ответила она, держа Анне за плечи, всматриваясь в ее заплаканные, испуганные глаза. Не выдержав пристального взгляда та, закрыв глаза, и уже рыдая без остановки, определенно не справляясь с переживаниями, выдавила из себя.
– Милые мои, вы опоздали, Китуна умерла.
Леуна, всматриваясь в какую то невидимую пустоту, будто не слыша того, что только что было сказано, отшатнувшись от Анне, направилась в дом, прямиком к камину, усевшись возле лежащей, неподвижной Китуны и безжалостно стала разрывать лепестки на мелкие кусочки, судорожно стараясь накормить ими бездыханное тело лисицы.
Трясущимися руками, не переставая, вновь и вновь она продолжала впихивать маленькие лепестки в пасть не реагирующей Китуне, излучая при этом свой целительный свет. Прошел примерно час или два, а она все не успокаивалась, пребывая в некоем бессознании.
– Оставь, прекрати! – задыхаясь, кричал на нее Кенар.
Его, когда-то горящие глаза, потухли в миг, было не различить, жив он или мертв, со стороны казалось, что он уже не дышит вовсе, просто стоит на четырех лапах, прибитый к полу.
Он слышал, как Анне рыдала навзрыд во дворе, Фатану, не знавшую Китуну, но все же не сдержавшую эмоции, плачущую, закрыв лицо. Только он не плакал, он просто задыхался от отчаяния, безисходности, страха, терзания и мучения, испытывая жуткую боль, и осознавая, что часть его души покидает этот мир, стремясь к сестре, и, сделав глубокий вдох, ощущая как воздух обжигает легкие, полушепотом-полустоном взмолил.
– Не нужно, оставь ее, уже поздно, Леуна, я прошу тебя.
Но она не останавливалась, прекратив исцелять, она просто вцепилась в тело своей родной не по крови, но сестры, уткнувшись ей в воротник и начала горько плакать, заливаясь и захлебываясь слезами, что душили ее.
Вместе с истошным криком раздался гром и молния, дождь забил по крыше с невероятной силой, словно старался заглушить нарастающий вой и плачь Леуны. Сквозь этот стук и рвущий в клочья душу крик, откуда – то из глубины послышался приглушенный, хриплый, тихий стон.
– Леуна, милая, почему ты плачешь?
Все мгновенно замерли, резко прекратив рыдать, и в комнате повисла тишина, которую тревожили только падающие тяжелые капли проливного дождя. Эмоции захлеснули, сплетясь в одну, Леуна сжала Китуну в объятьях так сильно, что еще чуть-чуть и раздавила бы ее, а только что стоявший в углу, окаменевший Кенар, уже терся мордой о сестру.
– Она жива, жива! – кричала от радости Фатана, обливаясь слезами счастья.
– Мы так испугались, что потеряли тебя! – вытирая слезы, шмыгая носом,
