издательской системе Ridero
Погода заставила Ковригина зайти в это кафе.
Сегодня он выбрался в город без машины, боясь застрять в пробках – на улице гололед. Но снег сменился дождем, стылый ветер летел по проспекту меж высоток, как в аэродинамической трубе, и пробивал промокшую куртку. Сырой холод ноября добрался, кажется. до костей, еще несколько минут такой прогулки и можно всерьез простыть. И Ковригин зашел в кафе просто погреться.
Современные окна, вмонтированные в старинные стены. приглушали шум города. Тепло, тихо, малолюдно. Ковригин решил провести здесь с полчаса, в одиночестве, за чашкой кофе и дежурными бутербродами.
Струи дождя вперемешку со снегом сползали по стеклам, тихая музыка – старые добрые итальянцы – навевала ностальгию по молодости, тепло и хороший кофе сразу изменили настроение, и он пожалел, что не заглядывал сюда раньше.
Он уже допивал кофе и размышлял – а не заказать ли еще чашечку? – когда за спиной раздался хрипловатый голос:
– А может еще по чашечке, дружище? За счет конторы?
Ковригин вздрогнул. Знакомый голос. Хрипловатый тембр, едва заметная издевка в голосе…
– Неужели… – Ковригин обернулся. – Мой старый шеф…
Они обнялись. Редкие посетители уютного кафе украдкой посматривали на эту сцену – двое мужчин обнимаются, как родные после долгой разлуки.
– Ковригин, Ковригин… – радостно повторял лысый и полноватый мужчина, рассматривая собеседника. Собеседник, шатен среднего роста и средних лет, худощавый и подтянутый, дежурно улыбался.
– Присядем, – по жесту и тону полноватого мужчины было понятно, что это не предложение, а приказ.
Они разговаривали тихо. Замолкали, когда подходил официант с подносом в слепяще-белой рубахе и черных брюках. Стоколов говорил как сквозь зубы, почти не шевеля губами. Профессиональная привычка. За соседним столиком мог сидеть некто, умеющий понимать слова на расстоянии по движениям губ.
– Боюсь я тебе прямо так, в лоб говорить. Вдруг на диктофон запишешь? – сказал Стоколов.
– Опасное дело хочешь предложить? А не получится так, что после дела меня уберут? Буду слишком много знать… – Ковригин говорил шутя, но серьезный подтекст понимали оба…
– Дело не опасное… Дело невероятное… Я и сейчас не верю, что такое возможно… Как они это сделали – не понимаю…
Стоколов вздохнул и посмотрел в огромное, от пола до потолка, окно. По стеклу бежали струи воды, прохожие торопились поскорее скрыться от этого ненормального зимнего дождя. Мимо прополз троллейбус, совсем близко, но витринное стекло хорошо глушило звук, и в кафе было тихо. Шум оживленной трассы за окном сюда проникал едва-едва, и здесь слышался тихим и даже успокаивающим. Стоколов молчал и напряженно думал, это было видно по вздувшейся на переносице глубокой морщине. Наконец он встал, хлопнув ладонями по столу, и продолжил:
– Шутишь все. Увы, Ковригин. Я погорячился. Чувствую, не смогу тебя убедить.
– Уже смог, – ответил Ковригин. – Мне уже интересно.
Стоколов снова сел и продолжил:
– Время такое. Мы все живем, как играем в большую игру на деньги. Каждый зарабатывает, как может, и у каждой игры свои правила. Так вот… В моей игре убивать – не по правилам. Это запрещено. Купить, перехитрить, переумнить – да. Запугать, предупредить, в крайнем случае – да. Убивать – нет. Нельзя. Я к тебе обратился потому, что ты можешь раскрыть это дело. А дело невероятное. Мистика и фантастика. Мне даже не столько интересно – кто это сделал? Мне интереснее всего узнать – как?! Ты когда узнаешь, что случилось, тоже… Мягко скажу, удивишься…
Бармен включил музыку. Старая итальянская эстрада напомнила что-то давно забытое…. Они пили кофе и Ковригин ждал главной информации – что за дело?
– У крупного чиновника… выкрали взятку… – Стоколов, видимо, хотел выругаться матом, но сдержался и продолжил: – Но главное как! Как! И сколько! Сто пятьдесят тонн зелени, прямо из служебного кабинета, из сейфа. Способ взлома сейфа… Небывалый, скажем так… Просто мистика. Подробности узнаешь у него. У этой, так сказать, несчастной жертвы воровской наглости… Вернее, колдовского воровства… Я тебя сведу с ним, и дальше – все. Меня нет. Я исчез. Мы ни о чем не говорили.
– Ага. Еще попроси мамой поклясться… – сострил Ковригин. – Разве так подстраховываются?
– Ну а как же? Ты же мне теперь никто… – деланно-жалобно сказал Стоколов, сообщил, где и когда встретиться с клиентом, и они вместе вышли из кафе.
На улице было противно. Сырой и холодный ветер сразу продул одежду, заставил съежиться, Стоколов заспешил к машине, и Ковригин на прощанье крикнул ему:
– Я
