– всё ли в карманах на месте? Зашёл на кухню попрощаться.
– Удачного… утра.
– Угу.
– Я пойду.
– Вали, фриц.
Трусцой сбегая по лестничным пролётам, Эвальд всё старался привести в порядок мысли.
«Что это вообще было? Допустим, накачала. Зачем? Деньги на месте, органы – тьфу-тьфу – тоже. Раздела, накрасила… и рисунки на стенах, свинья эта за столом… художница? Наглоталась кислоты и решила устроить инсталляцию? Похоже на правду. Ладно, Бог с ним, с искусством, надо ещё машину отогнать к торговому центру и на работу ехать».
Спустившись до второго этажа, невольно сбавил шаг. Под тускло горящей лампочкой стоял какой-то тип в дутой куртке с накинутым на голову капюшоном. Смотрит не на лифт, не на двери, а именно на ведущую вверх лестницу.
«Ждёт кого-то, в такой-то час? Гоп?» – вынул руки из карманов и, стараясь не упустить и малейшего движения любителя постоять ночью в коридоре, прошёл мимо. Всё же смог разглядеть, что тип под капюшоном не очень-то похож на рецидивиста: лет тридцати, худощавое, но здоровое лицо, без характерных признаков злоупотребления алкоголем или другой отравой. Взгляд отстранённый, на мгновение даже показался таким же, как у странной девушки, от которой Эвальд только что вышел, но этот взгляд точно не предвещал нападения.
«Ну и ладно, просто ещё один чудак» – мысленно пожал плечами немец, выходя на улицу. Метель продолжалась, «пирожок» порядком занесло, но снег не успел слежаться, и стоило тронуться с места, как пушистая белая шапка слетела сама.
Глава I. Серость
Дюк
Дневник памяти, день 3***.
Сегодня я снова почуял дыхание смерти. Это была отнюдь не сырость земли, на которой я лежал, и не молочный туман, что стелился над долиной. Её присутствие я всегда узнаю.
По пробуждении услышал противный шелест, будто кто-то неторопливо, пытаясь досадить, разворачивает леденец, разминает обёртку пальцами, и непременно смотрит на реакцию окружающих со смесью вызова и невозмутимости. Я лежал на каменистом склоне, а внизу вразнобой валялись люди. От них к небу медленно вздымался пар. Некоторые уже настолько разложились, что от останков то и дело отрывались целые куски и улетали вверх, становясь частью бесформенного облака.
Сутулая долговязая фигура ходила меж трупов, ловила тонкими руками вздымающиеся к небу обломки тел и отправляла их в наплечную суму из коричневой кожи. В такие моменты собиратель казался странной птицей, что расправила одно крыло. На его бледном лице, больше походившем на череп, обтянутый тонкой кожей, можно было различить детское любопытство каждый раз, когда он наклонялся, отламывал от разлагающихся тел небольшие куски, обнюхивал и осматривал их со всех сторон. Когда собиратель подходил к очередному трупу, от того врассыпную разбегались падальщики. При этом они недовольно присвистывали, а их тела дрожали крупной дрожью. После того, как собиратель удалялся, падальщики возвращались к своей добыче, накрывали тело и с шелестом впивались в испаряющиеся останки.
Фигура
