караульной службы, теперь оправдаться хочешь?
Часовой обиделся:
– Я как есть говорю, чистую правду.
– А если правду, то быть тебе, дураку, в дисциплинарном батальоне.
– Раз провинился, значит, надо ответ держать, – с достоинством ответил парень.
Тут вмешался Лыков:
– Продолжай. Вот ты поговорил со старшим и пропустил их в калитку. Сам снаружи остался, на посту?
– А как же! Разве я могу пост покинуть? – удивился часовой.
Герасимов прыснул в кулак, но сыщик продолжил расспросы:
– Один остался?
– Не, со мной ихний парень стоял.
– Что за парень?
– Мишкой звать. Тоже из наших, из крестьян. Про японский плен рассказывал, пока остальные свое дело лебастрили. У него еще рука не сгибается после японской пули. Интересно про плен баял!
– Да он идиот… – прошептал на ухо сыщику жандарм. Тот отмахнулся:
– Мишка? А из какого он полка?
– Да они все из одного, который в плен попал.
– Пятого Восточно-Сибирского?
– Может и так, ваше высокоблагородие.
– Что, вы там стояли и лясы точили? Пока твоих товарищей по караулу мутузили…
Парень опять обиделся:
– Пошто вы так говорите, ваше высокоблагородие? Грех это. Старший слово сдержал, никого они не потрепали. Я же знаю!
– А поручику голову зашибли – это что? Фельдфебелю по морде крякнули.
– То начальству, за сопротивление. А нас, мужиков, не тронули.
– Ну пусть. А потом они все вышли?
– Так точно. Зашли вшестером, а вышли, значит, всемером; Мишка восьмой был. Пожали мне руку, спасибо сказали да и двинули по улице.
– Руку пожали? – вскинулся подполковник.
– Так точно. Вежливые… А здорово они нас обклеили!
Лыков еще некоторое время донимал парня, пытаясь получить от него важные подробности. Но тот уже рассказал, что знал, и теперь только повторялся. Кончилось тем, что Герасимов забрал весь караул с собой. В охранном отделении их допрашивали целый день, с той же целью – выяснить детали. Во что были одеты нападавшие, какое оружие использовали, как друг к другу обращались. Приметы говора. Развитые или не очень. Особенно старались разузнать про главаря. Вечером Алексей Николаевич заехал на Мойку, 12, где располагалось Петербургское охранное отделение, прочитал протоколы. Ничего важного в них не оказалось. Вот только вспомнили, что у высокого на руке была татуировка в форме якоря. Значит, действительно моряк!
Лыков засел за списки пленных, прибывших на пароходе. Николай Куницын служил в седьмой роте. Оттуда были еще трое – скорее всего, они тоже входят в банду. Рота для солдата что дом родной; в плену они наверняка держались вместе. Михаил Чистяков, возможно, тот самый Мишка, что заговаривал часовому зубы, пока его товарищи обезоруживали караул. Иван Сажин – это друг Кольки-куна, который откопал его из могилы. По возрасту старше всех. Не он ли был агитатором? И еще Василий Суржиков. А в банде восемь человек,
