и задумался: а какую именно любовь я тогда имел в виду?
Если быть предельно честным и ответственным перед собой, то окажется, что любовь и Любовь суть разные вещи, хотя мы и не ставим в мыслях этой заглавной буквы. Эйфория, любовная горячка, страсть, даже чувство полета – это физический и ментальный аспекты любви, дарованные нашему телу и мозгу.
Дух же умеет любить всё, даже елку в лесу, только делает это так чисто и мягко, что мы греемся в тепле этой Любви, но почти никогда не осознаем этого, даже тогда, когда начинаем любить не ёлку, а родственную Душу…
В каждом нашем путешествии, в знакомстве с другими странами и народами, так или иначе, всплывал вопрос любви. Той любви, что очевидна для ста человек из ста, а не для избранных (как с любовью Духа).
А что вы хотите? Мы, изнывающие в духоте современной цивилизации, в жестком рыцарском корсете догм и моральных правил-запретов, вырывались в пампасы, где все человеческое естество предельно обнажено и еще не испорчено. Как гончая, учуявшая дичь, мы просто носом чувствовали флюиды настоящих, натуральных человеческих взаимоотношений, отношений между полами, имеющими единственное стремление – продолжение рода. Сколько же копий было сломано в дебатах о том, существует или нет в этих племенах любовь, в привычном для нас, шекспировском ее понимании.
Я помню, как первый раз меня торкнуло это звериное ощущение физической готовности к любви в племени масаев. И как я был поражен тому, что в результате узнал…
Представьте масайский крааль, точнее, у них он называется бома. Это периметр, огороженный плотным частоколом высохших заостренных палок, внутри которого расположены хижины, сложенные из коровьих и даже человеческих экскрементов. Стройматериал высушивается на солнце, разбавляется водой, смешивается с глиной и формируется в «кирпичи». Затем из этих кирпичей складывается круглая юрта. «Живут всю жизнь в дерьме, а как чудесно выглядят» – пошутил Николай Николаевич Дроздов. И, действительно, люди, которые вышли навстречу нашим джипам были прекрасны. Всего два или три мужчины справили сорокалетие. Остальные были совсем молодыми воинами, фактически юношами. «Морани, – опять пояснил Дроздов. – Молодых масайских воинов называют морани». Они питаются исключительно молоком и свежей кровью коров, возможно, поэтому у них такая гладкая, без единого изъяна кожа, такие мощные, мускулистые шеи (при общей сухопарости сложения). Эти шеи напоминают капюшон рассерженной кобры, или шею гепарда, замершего перед прыжком, или сильный загривок быка, предвкушающего корриду. Шеи плавно перетекают в довольно широкие плечи, особенно сильно контрастирующие с узкими бедрами и тонкой талией. Ноги – длинные, сухие и тонкие, выдающие в масаях прекрасных и неутомимых бегунов.
Помнится, я подумал тогда, что масаи должны быть прекрасными охотниками и воинами, равно как и активными, вечно неудовлетворенными самцами, ведущими полигамный образ жизни. И как же я ошибся! Полигамными, точнее полигиничными, у масаев оказались дамы: худенькие, высокие, плоскогрудые и бритые наголо женщины-тростинки, угловатые настолько, что, казалось, они начисто лишены всех, так любимых нами, женских округлостей.
Выяснилось,
