стало хотел отвлечь внимание товарища от моря, где, сначала незаметная, белая точка теперь быстро росла.
– Полно, не сердись, брат, я был не прав.
– Рад, что ты признаёшь это, – ответил Бартелеми угрюмо.
– Вернемся к нашему делу.
– К какому?
– О котором мы сейчас говорили, пропасть тебя возьми!
– А! Слушаю…
– Итак, решено, не правда ли? Ты пригласишь их.
– На какой день? – осведомился флибустьер, не отрывая взгляда от моря.
– Сегодня пятница… – начал дон Торибио.
– …несчастный день, – заметил Бартелеми насмешливо.
– Эх ты, суеверный! Пригласи своих гостей на ближайший вторник.
– Пожалуй. Мы у самого Турбако. Если тебе нечего больше сообщить мне, то прощай или, вернее, до свидания. Увидимся вечером.
– До вечера.
Они разошлись в разные стороны.
Всадники находились совсем неподалеку от узкой тропинки, которая вела к шалашу, прежнему жилищу Берегового брата.
Дон Торибио продолжал свой путь и въехал в деревню, а капитан направился к лесу.
– Как только исчезнет надобность в его помощи, я сумею от него избавиться, – пробормотал мексиканец, посмотрев вслед товарищу.
– Как долго еще Господь будет терпеть на земле этого подлеца и допускать его злодеяния? – пробормотал в свою очередь капитан Бартелеми, углубляясь в лесную чащу.
Глава XIV
Капитан Бартелеми приставляет глаз к щели, чтобы лучше видеть, а ухо прикладывает к перегородке, чтобы лучше слышать
Спустя минуту после прощания с доном Торибио Морено капитан Бартелеми, сделав круг по лесу, вернулся на прежнюю дорогу и осторожно последовал за мнимым мексиканцем на таком расстоянии, чтобы не быть замеченным им.
Он увидел, что, вместо того чтобы направиться к своей ферме, дон Торибио, напротив, свернул к трактиру, пользующемуся крайне дурной славой: тут имели обыкновение собираться бродяги и мошенники, которыми испанские колонии, точно пользуясь особой привилегией, кишмя кишели с первого дня своего существования.
Дон Торибио Морено сошел с лошади и без малейшего колебания направился в кабак с видом человека, вполне привычного к посещениям подобного рода подозрительных заведений.
Мы забыли упомянуть, что за те полчаса, на которые капитан Бартелеми оставил его одного, мнимый мексиканец перед въездом в деревню, спрятавшись за кустом, воспользовался безлюдьем и переоделся. Он настолько изменил свой внешний вид, что теперь его не узнал бы никто, кроме, разумеется, Бартелеми, одаренного зорким глазом и весьма заинтересованного во всем происходящем.
Подъехав чуть позже к кабаку, капитан остановил лошадь. С минуту он колебался. Было совершенно очевидно, что стоит ему появиться в общей зале, взгляд мексиканца упадет прямо на него и он будет узнан. Именно этого флибустьер и хотел избежать.
Это было одно из тех затруднений, которые возникают случайно и разрушают
