у.
Сердце тихое колотилось,
Что казалось, вот-вот умру.
Не помада, не мокрый локон
Ночь безумную запрягли,
А берёзы весенним соком
В душу спящую натекли.
Оборачивал тело саван
В изъедающий росный плен
И, казалось, зудит от ссадин
Кожа сбитых в борьбе колен.
Так простите, кого обидел.
Чьих обманом отведал ласк.
Я помногу во снах вас видел,
Но в другой с головой увяз;
Топь болотная, пень замшелый,
И задумчивая луна
На макушках погибших елей -
Нареченная мне жена.
Болен я не вином, а Русью:
Синью рек, теплотой долин,
И озёр непонятной грустью,
И немым колдовством осин.
Потому, умереть любовью
В беспокойном губительном сне,
Усадив Русь у изголовья,
Я согласен теперь вполне.
И не плакать по мне, не охать…
Впрочем, жизнь всё одно пустяк;
Коль минул от болезни сдохнуть,
Так загубит вином кабак.
Потому, кто на слёзы падок,
Грех не выплакаться и по мне,
Что горел женским кудрям радый,
А угасну без них во сне.
Лермонтову
Гроза; льет дождь; мундир распахнут;
Прищур холодных и надменных глаз.
В фуражке снятой горка вишен красных
И в облака тень коршуна взвилась.
Барьер. Полынью воздух пахнет.
Противники расходятся стремглав…
И упадет поэт, и секунданты ахнут:
Он выстрел сделал в небо, проиграв!
И вишни, перемешанные с кровью,
Уснут с поэтом в горьком ложе трав;
Он, Русь любивший невозможной болью,
Они, ростки прекрасные не дав.
А лицемер, продажный и никчемный,
Как червь, могильный склеп себе избрав,
Зачахнет где-то, обществу враждебный,
Однажды на дуэли честь поправ.
Гроза. Льет дождь. Мундир его распахнут.
Тускнеет скучно медный аксельбант…
И не полынью, спелой вишней пахнет
У Машука, где русский спит талант.
Отгорела луговая бязь
Где кряхтит осина, надломясь,
Лепестками маков облетелых
Отгорела луговая бязь,
В буре полиняв осатанелой.
Каждому на свете времена,
И нутро меняется любого.
Не минул распятия и я
Под прохладой дуба векового.
Здесь, из те'ни наблюдая луг,
В мареве июля жёлто-белом
Озарение пронзило вдруг,
Будто суждено мне стать поэтом.
Заприметя, что роняя цвет,
Луговая роспись обрыжела,
За бесценок о'тдав много лет,
Сердце обрело иное дело.
Обрело, в удачу медный грош
Предложив за новое значенье.
Про себя сказалось: – Малый, что ж…
Время показать своё уменье.
И макнув перо в чернильный плен,
Замахнулся разом на святое,
Ради лишь признания взамен
В лепестках пропащего покоя.
И сгорел, как луговая бязь
Отгорела
