Я отвернулась, чтобы не видеть, как одна рухлядь пачкает другую, стала рассматривать обои. Сине-серые пятна складывался в какой-то странный, подсознательно знакомый рисунок. "Где-то я это видела". Ромбы-прямоугольники медленно поплыли перед глазами, как танцующие арлекины. "Репин, – подсказала память, – Ваня Грозный привёл в исполнение…"
"Что я здесь делаю? Зачем я припёрлась, дурында? Что надеялась обнаружить?" От мысли, что липкую чашку придётся подносить ко рту, сделалось дурно. Бочком я пробралась к двери и, не попрощавшись, выскочила наружу.
– Заходите как-нибудь, милочка! – неслось вослед.
"Ещё чего!" Я глубоко вздохнула и прислонилась к стене. Сумрачный коридор казался теперь райским местом, почти кущами. Опасность миновала, однако колени противно дрожали.
Дверь напротив – обычная стальная дверь, душевного мышиного оттенка – распахнулась, в коридор вышла женщина. Обычная наша советская тётка. У меня камень с души упал, захотелось возопить, подобно герою Семёна Фарады из "Чародеев": "Люди! Здесь есть люди!"
Очевидно, мой эмоциональный порыв отразился на лице – женщина удивлённо оглядела меня с ног до головы, и принялась запирать замки, заслонившись крепкой спиною. Замков было много.
– Скажите… – произнесла я, не зная толком, о чём хочу спросить. – А…
– Вы к Лидии Степановне? – помогла тётка. – Так померла она.
– Давно?
– Года два уж.
– Понятно.
"С кем же я тогда беседовала?" – повис незаданный вопрос.
Я ещё раз поблагодарила тётку, и мы медленно пошли по коридору. Как две закадычные подруги. Я соврала, что двоюродная племянница старушки, что ныне проездом в городе (Из Москвы в Ялту) и вот: "Решила зайти. Повидаться. Проведать любимую родственницу". Тётка язвительно отметила, что милочка не больно-то спешила! Я покорно склонила голову, мол, ваша правда – не успели.
– А за квартирой кто-нибудь смотрит? – спросила я.
– А кому оно надо? – вопросом ответила тётка. – За чем там смотреть? Вода перекрыта, газ выключен. Кошка была, так и она сдохла… следом за старухой. Нет, – тётка зыркнула на меня проницательно, – никто сюда не заглядывает. Ты первая за два года.
На улице я обернулась, посмотрела внимательно. Таинственное окно было закрыто и занавески плотно задёрнуты. И всё же, могу в этом поклясться, за занавесками кто-то стоял. И держал на руках кошку.
"Я сошла с ума! – пронеслась шальная мыслишка. – Какая досада".
Часы показывали половину шестого.
"Если Валентин трудоголик, – думала я, – он вернулся в лечебницу. И я смогу с ним поговорить". Идея казалась правильной. Во-первых, мне теперь есть, что рассказать психотерапевту. Во-вторых, уже пора пойти на сближение. Ресторан, танцы, музыка, так, кажется, хотела Тёрка? Так и будет.
В глубине души я надеялась, что Валентин уехал. В этом случае можно будет взмахнуть рукой:
