кафе и магазинов. Иными словами, законы главной улицы соблюдены.
* * *
Начать прогулку лучше с Южного вокзала – памятника архитектуры 1929 года – массивный, мастодонтный и довольно точно отражающий дух той эпохи. Впрочем, обустроен он был достаточно уютно – просторные залы ожидания (раздельные – для курящих и для некурящих), при них рестораны. Билетные кассы, магазины с товарами для путешествующих, туалетные комнаты. Кроме того, имелись здесь парикмахерские (целых две), кегельбан и винный погребок. Скучать ожидающим поезда не приходилось.
Под стать вокзалу были и поезда: «днем с диванами, ночью с постелями (и бельем). Для мужчин и дам особые отделения, туалеты и все удобства. Приставленные к спальным вагонам кондукторы говорят обыкновенно на нескольких языках».
Русский предприниматель В. А. Кокорев оставил описание прусской дороги: «Означенная дорога сделана для людей, а не для пустырей, как у нас, и не для одной связи оконечностей, т. е. Берлина и Кенигсберга, а для каждого из близких к пути городов. Поэтому она идет и влево и вправо, захватывая населенные тракты. Вот доказательство того: прусские шоссе идут не прямолинейно, а как требует населенность деревень и местечек, и по такому шоссе от Кенигсберга до Берлина 547 верст, а по железной дороге 616 верст. Из этого очевидно, что здесь современные открытия, как, например, железные дороги и телеграфы, отыскивают народ, а не наоборот. Поэтому Кенигсбергская железная дорога есть истинное оживление для всей Восточной Пруссии, а наша Николаевская есть смерть для Новгорода, Крестцов, Валдая, Торжка и для 300 тысяч жителей, обитающих по заброшенному Московскому шоссе.
Езда здесь несравненно покойнее нашей, никакой тряски, ни малейшего дребезжания стекол. Рельсы в их стыках свинчены. Станции чисты, везде буфеты с отличными бутербродами и славным пивком, какое в России вовсе неизвестно. Станции устроены чисто, но экономно, никакой излишней роскоши нет. Это не те огромные казарменные станции, что у нас, а миленькие, простенькие, все разнообразные домики, в роде дачек; зато они есть через 2 и менее мили, везде поезд останавливается, принимает и высаживает. Езда гораздо скорее нашей, излишней траты времени на станции нет. Дорога так покойна, что никакого утомления не ощущается».
Особенно нашему соотечественнику приглянулся обед: «Обед на железной дороге был прекрасный. На него назначено 25 минут. Лишь только пришел поезд, на столе уже стояли против каждого прибора на 4-х тарелках вот что: бифстек, рыба разварная, котлеты и жареный цельный цыпленок. Бери каждый или по выбору, или все.
Пассажиров из Кенигсберга поехало немного, вагонов пять, но по пути число их беспрестанно прибавлялось, и на половине дороги было уже вдвое более».
А критик Добролюбов так и вовсе посвятил прусской дороге целое стихотворение. Оно так и называется – «В прусском вагоне»:
По чугунным
