галерею.
Теперь он обязан обсуждать со мной прочитанные книги и не пропустить в конце года Расула Гамзатова, чья повесть[31] появится в «Новом мире».
Мне стало очень весело. Он был такой удрученный. – Хочешь, я тебя полюблю? Только – без! (Несанкционированно!)
И полюбила.
Не все же для них.
И было ему хорошо, а мне нормально.
Я почему-то не.
Тревожный симптом[32].
16 июля
Ну вот, другим тоже попало.
Сегодня день отдыха.
Хочу в деревню.
17 июля
Бывает, хочется топнуть ногой: хватит! уходи отсюда!.. Сломать что-нибудь, разбить!.. А иногда – нежность необыкновенная. Хуже кошки. Люблю, люблю до безумия.
С другим не стала бы, не смогла бы.
С другим бы ЭТОГО не получилось[33].
21 июля
Спит. А мне не уснуть. Чувствую себя виноватой и какой-то ущербной. Не получилось. Получилось не так, как нам хотелось. Если узнают начальники, ему попадет. Но никто не узнает. Он ведь сам захотел, и я очень хотела. Без политики, экономики, международных отношений и без шпионов…[34] Очень хотела. А вышло холодно. Не так. Без ЭТОГО. «Ты разве не…» – «Нет, почему же…» Он поверил. И спит. А мне одиноко. И страшно.
24 июля
Меня хотят привлечь к исследовательской работе – в качестве консультанта. Или инструктора.
– Извините, – сказала я, – но для меня это слишком личное, разве вы не понимаете?.. Слишком личное и слишком интимное, чтобы еще кого-нибудь консультировать.
Нет, они как раз понимают. По-своему.
Обещают быть деликатными и тревожить лишь в исключительных случаях. Как в данном. А в данном случае у них набор. Формируется группа. Из девочек.
Ну что ж, насколько я понимаю, опять будут искать вроде меня.
Хорошо, если найдут.
Так ведь не найдут – уверена.
От меня же требуется негласное (и незримое) присутствие на собеседовании (за ширмой). И чтобы я потом сказала о каждой – не чувствую ли чего-нибудь такого, что только одна я и могу почувствовать.
Очень мне это не нравится. Отказываюсь, но они нажимают. Не знаю, как отвертеться.
…………………………………………………………
Только что.
Спросил, что я пишу. (Проснулся.)
Ответила, что конспект.
– «Как нам реорганизовать Рабкрин»[35].
– Охота тебе, – сказал и уснул.
Ставь точку.
26 июля
Все-таки поучаствовала. Сидела за ширмой, как дура, и слушала их откровения. Иными словами, подслушивала.
Вообще-то противно.
Но, объясняют, такие беседы должны протекать один на один, третий лишний (это я), третий будет сковывать испытуемую. Значит, необходимо спрятаться[36].
Оказывается, у каждой
«Мой Дагестан».
Тревога понятна. Любая самодеятельность могла привести к утрате Е. В. Ковалевой ее исключительных способностей. По глубоко личному убеждению автора примечаний, В. Ю. Волков в данной ситуации вел себя крайне деструктивно и безответственно (что, конечно, не уменьшает ответственности самой Е. В. Ковалевой). Будучи лицом уполномоченным, В. Ю. Волков не имел ни малейшего права разрушать поведенческий стереотип, утвердившийся в серии удачных опытов супружеского сотрудничества и утвержденный, кстати сказать, руководством Отдела.
Преувеличение. Автор примечаний, как это будет видно из нижеприводимого, доказал противное.
См. прим. 3 к дневниковой записи от 11 июля.
Ленинская работа. Подготовка якобы к ленинскому зачету.
Е. В. Ковалева опять драматизирует свое положение. Напрасно она так сильно переживает роль свидетеля интимных бесед. Ничего исключительного в ее действиях не содержалось. Надо ли объяснять, что эти беседы записывались на магнитофонную пленку. Кроме того, в соседней комнате сидели энергичные инициаторы-исполнители (среди них был и автор настоящих примечаний) и, фиксируя «в живую» разного рода нюансы, заинтересованно обсуждали по ходу собеседований сексуальные возможности своих будущих партнерш (каждая из которых уже была на тот момент кем-нибудь да испытана). – Очень полезный в отношении обмена опытом коллоквиум.
