но ещё отвращение и ненависть. Хорошо если власть употребляют во благо, например, на защиту обездоленных и помощь нуждающимся. Но чаще всего обездоленными и нуждающимися становятся, наоборот, от чрезмерного злоупотребления этой властью. Как можно жить, когда десятки, сотни, тысячи людей тебя проклинают, ненавидят и желают зла тебе и твоим близким? Причём на том свете, как известно все равны, и привилегий не бывает. Нет, возможно, предоставят одну привилегию – жарится в самом центре сковородки вспоминая все твои делишки и выжигая из души всю непомерную гордыню и пустое тщеславие. А какая слава останется после тебя, да и останется ли? Только короли известны в истории, а имена остальных растворяются в реке времени, и никто не вспоминает о них, несмотря на всё их безмерное самомнение при жизни. Единицам удалось оставить свой след в истории остальные забыты навсегда.
Женщины… Почему их должно быть много? Почему мы мужчины, как охотники гоняемся за их количеством? Желаем усладить своё мужское самолюбие? Доказать собственную силу и превосходство перед другими менее удачливыми самцами? Получаем удовольствие, замечая зависть в глазах других мужчин? Для чего мы это делаем? Опять-таки порадовать свое тщеславие тем, что женщина более слабое и зависимое от нас существо? Наслаждаясь своими победами, обижаем их своим пренебрежением, не замечая в них человека, а воспринимаем лишь, как придаток мужчины, который создан для того чтобы ублажать нас. И в результате в погоне за сладострастием забываем о любви, разменивая жизнь на случайные и ничего не значащие связи…
Граф вздохнул: – «Да брат, – обратился де Круа к себе, – как ты расфилософствовался о смысле жизни! Услышал бы Гильём! Долго смеялся бы. А Рене, наверное, решил, что ты свихнулся. Совсем недавно ты сам только этим и занимался, и всё тебя устраивало: – и не смущала добыча денег любыми путями тебя, и сам с остервенением карабкался к власти и должностям, и женщин менял как перчатки. Что с тобой стало Анри? Неужели любовь, так перевернула твоё самосознание?» «Похоже на то, – ответил себе граф, – и что теперь? Ты же не откажешься от всего, что у тебя есть? Не пойдёшь монахи? – спрашивал себя де Круа, – Нет, конечно! Просто теперь я понимаю, ради чего стоит жить и к чему стремиться», – сделал заключение мужчина.
За размышлением де Круа не заметил, как к нему подошёл слуга, Анри наконец отвлёкся от мыслей и взял записку, которую тот передал. Она была от Пьера де Форше. Дядюшка сообщал, что сыщику удалось, узнать кое-что значимое, и он готов рассказать графу о расследовании, и если де Круа желает поговорить с Борелем лично, то может приехать завтра к двенадцати часам в поместье д Амбуаз. Анри несколько разволновался: – что расскажет ему этот человек? И на следующее утро граф засобирался в дорогу, Шарлотта, разумеется, поехала с мужем, обрадованная возможностью повидать бабушку.
Разумеется, Анри не объяснил жене, что явилось истинной причиной его поездки, для всех она оставалась очередной прогулкой в соседнее
