зачесались руки от жажды стиснуть пальцы на ее нежной шее, чтобы услышать хрип.
Он пошел на другой конец палаты к своим людям. Те уже закончили трапезу, неспешно и без охоты отхлебывали кислый квас, переговаривались тихими голосами. Ингвар ловил на себе их взгляды. Его малая дружина все еще ждала от него условного знака!
Рано, напомнил себе Ингвар. Не случайно ему не по себе. Похоже, опять его переиграли, но хуже всего, что не может понять, где и в чем. Только неясное ощущение поражения, смутная досада вперемешку с всплесками злости, когда встречался с ее ясным взглядом.
Дружинники с грохотом поднялись при его приближении. Крепкие, закаленные, с конца копья вскормленные, в шоломах взлелеянные. Самых надежных дал ему Олег, чуял, что придется непросто. Зря тогда обиделся на великого князя: я-де сам один поеду, все сделаю!
– Пора посмотреть, – сказал он громко, – что нам приготовили за постели. Сами живут в болотах, так что не знаю, не знаю…
Дружинники ответили сдержанными смешками. Ольха и даже ее малолетние братья сделали вид, что не услышали.
Когда русы покинули палату, ведомые гриднями, древляне с явным облегчением закончили трапезу и разошлись. Если для людей Ингвара был тяжелым день, то для них будет тяжелой и ночь. Стражу придется утроить, людям Олега доверять нельзя. А его воеводе Ингвару, самому коварному, нельзя доверять даже связанному и брошенному в подвал. Но в подвал бросить пока что нельзя, однако двери, где ночует его дружина, можно закрыть на засовы и даже подпереть бревнами.
Ольха испустила долгий вздох. Только сейчас уловила запах остывающих блюд, дразнящий аромат запеченных в подливе из ягод нежных куропаток. Сама готовила, но сейчас все показалось пресным. Словно вся соль и весь перец ушли с этим злым человеком.
– Что теперь? – спросил Павка, когда они оказались в их палате.
Ингвар покосился на дулебских гридней. Те, как обросшие плесенью столбы, стояли в коридоре, прислонившись к стенам. Даже голову не поворачивают вслед, только глазные яблоки едва не вылезают из орбит, словно все не могут надивиться на бритоголовых и безбородых мужчин. Уши их, по словам острого на язык Павки, за ночь вытянутся на две трети. А тому, кто в ночном храпе русов выловит что-то важное, княгиня даст пряник.
Павка понял взгляд воеводы, протяжно зевнул, потянулся, и Боян, который тоже понимал с полуслова, тут же захлопнул двери, очень вежливо пожелав стражам доброй ночи.
– Утро вечера мудренее, – повторил Ингвар поговорку русов. – Это мы здесь. Малая часть! А дружина в лесу. Я оставил за себя Влада.
Павка зябко передернул плечами:
– Не хотел бы я проснуться с перерезанным горлом.
– С перерезанным не проснешься.
– Верно! Тогда буду спать спокойно.
Боян, Окунь, остальные русы неторопливо и деловито снимали кольчуги, разоблачались, готовясь ко сну. Ничего не спрашивали, воевода сам скажет, когда придет время.
Ингвар
