и придется придумывать им еще какое-нибудь развлечение.
Придумывать ничего не хотелось. И так уже в ходе усердной работы над романом в стиле фэнтези мое воображение сплошь покрылось болезненными мозолями.
Началось представление, и я вынуждена была признать, что Ирка понимает, что делает. Если бы руки ее потомков не были заняты картонными ведрами, а рты – извлеченным из этих ведер попкорном, то первое отделение представления не прошло бы так спокойно. Короеды наверняка орали бы и подпрыгивали, пытаясь ухватить за ноги клоуна, свисавшего с трапеции, как пестрый флаг. Поскольку сидели мы в первом ряду, изображавший неумелого воздушного гимнаста рыжий болтался прямо над нашими головами. Я сама с трудом удерживалась, чтобы не сдернуть его с жердочки за длинномерный, как лыжа, башмак.
– А велосипедики будут? – спросила меня Ирка, не удосужившаяся изучить программку.
– Велоси – кто?!
Я поперхнулась попкорном.
– Акробаты на таких, знаешь, дегенеративных великах, состоящих из одного колеса и неуютной сидушки, – объяснила подружка. – Мне страшно нравится на них смотреть! Всегда очень интересно, грохнутся они со своей жердочки или не грохнутся.
– Глохнутся, глохнутся! – заранее кровожадно обрадовался ребенок.
– Я первая глохнусь, как Бетховен, если вы будете так орать, – посетовала я и спешно вручила горластому дитяте стакан с газировкой.
– Это который Бетховен? Который сенбернар? – включаясь в светскую беседу, добродушно поинтересовалась Ирка, явно испытывающая искреннее удовольствие от всего происходящего.
Еще бы! Шум, гам, кувырки, всякие там смертельные трюки – и все это не в исполнении собственных деток! Просто праздник какой-то!
– Не который собака из кино, а который композитор, – ответила я, поддерживая культурный разговор.
– Который написал «Мону Лизу», – кивнула подружка.
– «К Элизе», – терпеливо поправила я. – «Мону Лизу» написал Леонардо да Винчи.
– Молодец какой, – похвалила художника Ирка. – Грамотно отстроился от Бетховена.
– В смысле? – заинтересовалась я.
Легкий салонный треп начал приобретать неожиданную культурологическую глубину.
– Ну, у Бетховена была просто Лиза, а у Да Винчи Мона Лиза – не перепутаешь, – объяснила Ирка-искусствовед.
– Искусствоведьма! – хихикнул мой внутренний голос.
Я вспомнила, с чего мы начали беседу, и ехидно хрюкнула.
– О, кстати, а дрессированные животные сегодня будут? – услышав сей звук, оживилась подружка.
– Почему это кстати? – напряглась я.
Мне обидеться, что ли? Или, наоборот, порадоваться, что я так убедительно хрюкаю?
– Ну, просто я люблю разных дрессированных животных, – дипломатично ответила Ирка.
– Ну, спасибо…
Тут детский бас справа от меня безапелляционно молвил:
– Туарет!
