у меня тут было в карманах пять тонн арматуры… не знаю, куда я их засунул.
Кристя, по вере баптист, классический тип арделянина[22], говорит мне в шутку, пока я обыскиваю карманы:
– Товарищ лейтенант! Может, эти пять тонн арматуры у вас в планшете?
– Нет, Георге. Думаю, они у мастера Саву на складе, там, куда вам надо было идти с самого начала, а не ко мне. Ты не думал о том, что в первую очередь надо идти к нему?
– Да, конечно, товарищ лейтенант! Как раз сегодня ночью мне снилось, что я был…
– Кристя, – кричу я ему, – если начнется третья мировая война, то по твоей вине!
– Слушаюсь! Я молчу. Мы идем на склад к Саву.
И быстро уходит со своими двумя товарищами, направляясь вниз к складу, который находится за вышкой часовых.
Я дохожу до своего склада, сдаю инвентарь и получаю новый. После этого участвую в двух собраниях с кадрами. Наступает час обеда. Спускаюсь со взводом в столовую, следуя обычным маршрутом. Часы проходят быстро, время летит. На отметке «11» обваливаются леса, и четверо раненых отвозят в госпиталь на двух машинах скорой помощи. Острые завывания удаляющихся сирен перекрывает стук молотков, скрежет лопат о днища корыт с известью и рокот цепей, которые поднимают их на леса.
Повсюду слышны торопливые команды. На лесах снизу доверху копошится людской муравейник, выкрикивая фразы по-венгерски, по-немецки, по-румынски или по-русски (липоване[23]). Разноплеменный Вавилон, начали смешиваться твои языки! Неужели придет день, когда мы больше не будем понимать друг друга? Он еще не скоро или уже близко?
Позже чувствую холод в костях и вижу, как убывает солнечный свет. Первый признак приближения осени – это когда чувствуешь, как наступают вечерние холода. Что касается света, то летом мы застаем, в течение двух или трех месяцев, закаты, когда прекращаем работу в 19:30 и выходим со стройки, а в остальную часть года мы их не видим. А начиная с сегодняшнего дня, у нас уже не получится заставать и рассветы, потому что мы будем приступать к работе на час раньше наступления утренней зари. Поэтому первый признак, по которому мы определяем, что день закончился, – это вечерняя прохлада.
Но окончание дня не означает и окончания работы. Работа завершается только в 19:30, когда снаружи осенью уже темно. Мы ведем жизнь слепых кротов, которые находятся вдали от дневного света. Призывники не выдерживают такого адского рабочего распорядка больше шести месяцев. А мы, офицеры и младшие офицеры, выносим. Мы работаем по восемнадцать часов в сутки.
Приговоренные к принудительному труду на угольных шахтах или рудниках работают по пять часов в день. Ссыльные русские в исправительно-трудовых колониях в Сибири, которые рубят лес или разбивают камни, работают по четыре часа в день. Английские и американские пленные в японских лагерях времен второй мировой войны работали самое большее девять-десять часов в день. В Доме Республики, на «Уранусе», румынский
Арделянин – житель Трансильвании (Ардяла).
Липоване – русские старообрядцы в Румынии.
