style="font-size:15px;"> – «Чистоплюи хреновы! Дерьмо собачье! Указывать мне посмели, засранцы! – метались в голове яростные мысли. – Поаккуратнее, вашу мать! Ладно, я вам устрою представление! Век не забудете!»
Валерий Синицын, симпатичный парень лет двадцати пяти, до удара гонга подошел к Апраксину, дружелюбно улыбнулся и протянул руку, как требовали того правила приличия, но в ответ услышал грязную ругань. Валерий изумленно приподнял брови. Конечно, бои без правил вещь жестокая, но откуда такая злоба?! Лютая и беспричинная?
Ведь они с Апраксиным даже незнакомы!
Пожав плечами, Синицын вернулся в свой угол…
Шевчук после медпункта не поехал домой, а, приняв две таблетки седалгина[48], решил дождаться конца состязаний. Он попал в зрительный зал как раз к началу поединка между Апраксиным и Синицыным. То, что он увидел, вызвало у Андрея сперва недоумение, потом возмущение и, наконец, негодование. Синицын был слабее противника примерно раза в два, и на ринге происходил не бой, а избиение, медленное, издевательски-садистское. Под конец (на шестой минуте) лицо Синицына превратилось в бесформенную кровавую маску, сломанная в локтевом суставе правая рука повисла плетью, а подкованные[49] ноги едва могли передвигаться. Тогда Апраксин жестоким ударом разбил ему пах, небрежно рубанул ребром ладони по шее и горделиво поставил ступню на голову потерявшего сознание человека.
– Мерзавец! – не удержавшись, выкрикнул с места Шевчук. – Садист проклятый!
– Я вызываю на смертный бой Алексея Сорокина не позднее ближайших состязаний, если, конечно, он не струсит, – с дьявольской надменностью объявил Сергей. – Затем, Шевчук, придет твой черед.
Публика замерла в удивлении и предвкушении необычного зрелища.
– Совсем как в американском боевике, – шепнул на ухо один из хозяев тотализатора другому.
– Не нравится мне это, – хмуро ответил тот.
– Перестань чушь пороть! Лучше представь, какие будут бабки! Взвинтим цены за билеты в два, нет, в три раза!
– Но…
– Я сказал, перестань! Бизнес есть бизнес!
Между тем Апраксин торжественно удалился в раздевалку.
– «Взбесившаяся сволочь», – подумал Шевчук и, не мешкая ни секунды, отправился домой к Сорокину…
Глава 8
Двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года Алексей Сорокин подхватил разгулявшийся по Москве грипп, причем в самой тяжелой форме. Температура подскочила до сорока двух градусов[50]. Алексей механически глотал лекарства, подносимые перепуганными матерью и сестрой, временами проваливался в тяжелое забытье. Он не бредил и не терял ясности мысли, однако есть ничего не мог, только беспрестанно пил теплую воду.
– Успокойтесь, – хрипел Сорокин плачущим женщинам. – Все в порядке!
Но его осунувшееся пылающее лицо и ввалившиеся, подернутые мутной пленкой глаза убеждали в обратном. Сны Алексея
Мощное обезболивающее. Побочный эффект повышенная сонливость.
То есть отбитые лай-киками и прямыми ударами в голень.
В принципе такая температура считается смертельной, но это не всегда так. Знаю по собственному опыту.
