ая руками. Огонь рыжих волос метался на голове. Словно килем она разрезала воздух, гордо выступавшей вперед грудью. По ней с энтузиазмом хлопали крупные бусы. Узкая юбка безнадежно пыталась сдержать роскошные формы.
– Вы ошиблись, – холодно ответила Светлана.
– Не, ну ты даешь, Бубельская! – захохотала незнакомка, – Лучшую подругу не узнаешь. Забыла, как контрольные у меня в школе списывала?
– Лялька! – радостно воскликнула Светик, – Тебя трудно узнать! Сколько же лет прошло?
– Не будем о вечном, – подмигнула Лялька, – Помнишь, каким гадким утенком я была? А теперь лебедь белая, точнее рыжая, – затараторила она, – И все это ты. Умом, может быть, бог тебя и обделил, но вкус сногсшибательный. Но я и кое-чему научилась, – закрутилась она на месте, демонстрируя свой наряд.
Обиженно поджав губы, Светик оценивающе окинула взглядом подругу. Красные бусы нелепо выглядели на сиреневом свитере. Юбка была явно маловата. Туфли не столь дорогие, как у Светланы, но вполне приличные. Кожаная куртка слишком свободна.
– Как тебе моя юбочка? Представляешь, я похудела. Всё с меня слетает. Пришлось дочь раздеть! Теперь я с ней почти одного размера! – восторженно сообщила она.
«Буженина ты в мармеладе, а не лебедь белая», – подумала Светик, но мило улыбнулась:
– Ты прекрасно выглядишь.
– Ты, Бубельская, вообще вне конкуренции. Венера белокурая! Плащик стильный! – воскликнула Лялька и тут же заметила. – Колечек много на пальчиках, но что-то обручального не вижу. Замуж не выходила? Или развелась? Я своего благоневерногопослала. Закобелировал на старости лет. Воткнула ему в тапочки зубную щетку и выставила. Если бы позволял уголовный кодекс, воткнула бы ему дрель куда надо и включила на полные обороты. Жутко ему повезло, что я такая законопослушная.
– Лялька, не кричи, люди вокруг, – дергая за рукав подругу, зашипела Светик.
– Ты всегда была тихушницей, – захохотала Лялька, – Мне скрывать нечего. Если мужики бабуины, то они бабуины. Хоть молчи, хоть шепчи, хоть кричи об этом во все горло.
Неожиданно повернувшись к проходившему мимо мужчине она, схватив его за рукав, спросила:
– Сударь, ответьте на вопрос: ведь только вислоухий хорёк может изменить такой шикарной женщине как я?
Мужчина, с ног до головы оглядев её пикантные формы, весело откликнулся:
– Сударыня, не вижу повода сомневаться.
– Ладно, проходи,– отмахнулась от него Лялька, – Чуть улыбнешься, уже радуются плотоядные! Жене картошку не забудь купить.
– Ненормальная, – буркнул мужчина и ушел, с недоумением оглядываясь на подруг.
Но Лялька уже не обращала внимания на него:
– Ты-то как? Столько лет. Целая жизнь.
Светик, всегда смущавшаяся экзальтированным выходкам Ляльки в юные годы и сейчас густо покраснела. Чуть помявшись, предложила:
– Я тут недалеко живу, пойдем, чашечкой кофе угощу, поговорим.
– Волшебно! Коньячком разбавим твой кофеек для душевности. Как раз бутылочку прикупила, как знала, что тебя встречу.
***
– Матерь божия! – воскликнула Лялька, когда Светлана открыла дверь в квартиру.
Обои цвета фуксии завораживающе переливались перламутром. В огромном во всю стену зеркале отражались полы, выложенные желто-персиковой и бежевой плиткой. Лампы – канделябры у зеркала давали приглушенный свет, который падал полукругами на пол.
У порога аккуратно стояли розовые тапочки с пуховой опушкой. Рядом конфузливо прижались к комоду мужские. Окинув многоопытным взглядом обувь, Лялька уверено заявила:
– Ого! Новые тапочки. Готовишься к приему мужского населения?
Светик, многозначительно улыбнулась:
– Всегда пригодятся.
– Мужичков по размеру обуви подбираешь? – рассмеялась Лялька, скидывая туфли.
Достав бутылку коньяка из сумки, по-хозяйски распорядилась:
– Давай, вари кофе, а я пока огляжусь, – и босиком прошлепала в комнату.
Вечерний свет мягко пробивался сквозь вуаль штор. Уродливая пятиэтажка, бесстыдно пялившаяся горящими окнами прямо в квартиру, казалась плывущим кораблем. В центре комнаты над белоснежным паласом парил журнальный стеклянный столик, чуть касаясь хромированными ножками пола. Солидные кожаные кресла, надув седалища, вальяжно расположились рядом. Выставленный на показ в горке хрусталь сиял. От буйно цветущих на подоконнике бальзаминов пестрило в глазах. В углах комнаты, словно в тропическом лесу раскинули листья пальмы и папоротники.
