трех «охваченных» встретил прицельным огнем. Первый выстрел прямо в сердце, и парнишка лет шестнадцати падает на крышу. Второй выстрел, и бородатый мужик, похожий на лесоруба, катится вниз по ступенькам на чердак. Третий выстрел, и женщина лет сорока в джинсовой одежде, раскинув руки, падает на первого парнишку.
Каждый раз, когда я отнимаю жизнь у «охваченных», я убеждаю себя, что это «куклы», бездушные оболочки, в которых не осталось ничего человеческого. Но в то же время каждый из них – это судьба, индивидуальность, и у каждого есть семья, родные и близкие, которые больше их не увидят. Но это война, а на войне нет жалости к противнику. Тут либо ты, либо тебя. И других вариантов не дано.
Я бросился бежать. Новый край крыши. Прыжок, и я на соседнем доме. На карте местности, выведенной в левом отдельном окошке моего зрения, зеленым пунктиром проложен маршрут, а красным крестом помечена точка перехода. Оно в самом дальнем углу. Там открытая дверь, ведущая на чердак.
Я добрался до нее без помех. Больше ни одного «охваченного». Неужели они от меня отстали или это временное затишье перед бурей?
На чердаке темно и грязно. Паутина по стенам. Бетонный пол с песком, пустыми пивными бутылками и окурками под ногами. И ни одной живой души. Это замечательно. Я рад любой передышке. Маленькая пауза в этом вечном сражении. Надо убраться отсюда подальше и привести себя в порядок. Видок у меня сейчас еще тот. Такого на улице в темной подворотне увидишь и сразу без разговоров отдашь всю наличность и сотовый, чтобы не огрести новых проблем.
Дверь чердака открыта, если верить «Схеме». В этой кромешной темени не то что дверь, себя самого не увидишь. Я прибег к помощи нейрофона. Смена световых фильтров, и предметы вокруг обрели очертания. По поводу «ни одной живой души», я явно промахнулся. Вдалеке слышался тонкий писк и неясное копошение возле стены на полу. Я добавил резкости, и увидел двух крыс, которые поедали какие-то помои.
Дверь я нашел без проблем. Она оказалась открытой, и я выскользнул на лестничную площадку. Теперь надо не попасться на глаза жителям этой парадной. Народ сейчас бдительный, а у меня не самый презентабельный вид, надо полагать. Я заправил рубаху в штаны, застегнул куртку, чтобы в глаза не бросался порез на животе, и начал неспешный спуск. Торопиться некуда. Излишняя поспешность привлекает нежелательное внимание. А так усталый мужчина, задержавшийся допоздна у друзей в гостях, возвращается домой. Привычная картинка, не несущая в себе угрозы.
Улица встретила меня сентябрьской прохладой. Еще не очень холодно, но в то же время уже не лето. Где-то вдалеке громыхнул гром. Небо прочертила молния, и пошел дождь. Я поднял повыше воротник куртки, засунул руки в карманы и пошел торопливым шагом прочь со двора.
Вдалеке, за моей спиной, оставалась парадная нашей конспиративной квартиры, возле которой суетились выжившие «охваченные». Их было много, и они меня не видели. Иначе погоня бы продолжилась, и не
