что-нибудь! – крикнула мне Долл.
– «Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра»[5], -продекламировала я.
– Еще! – воскликнула Долл, доставая фотоаппарат.
– Дальше не помню!
Я спрыгнула со сцены и поднялась по крутым ступеням.
– Дай я тебя сфотографирую!
– Лучше давай вместе.
Долл поставила камеру на три ступени выше, чтобы позади были видны холмы Тосканы.
– Как по-итальянски «сыр»? – спросила она, заводя таймер и спрыгивая ко мне как раз перед щелчком затвора.
На снимке в моем альбоме кажется, что мы посылаем в объектив воздушные поцелуи. Клейкие уголки уже давно пожелтели, а пластиковая обложка стала совсем хрупкой, но цвета – белые камни, голубое небо, темно-зеленые кипарисы – все такие же яркие, какими я их помню.
На остановке, в ожидании автобуса во Флоренцию, оглушаемые треском цикад, мы стояли в непривычном молчании. Наконец Долл озвучила то, что занимало ее мысли:
– Как думаешь, мы останемся подругами?
– В каком смысле? – Я сделала вид, что не понимаю.
– Когда ты поступишь в университет, вокруг тебя будут люди, которые много читают, знают, ну и все такое…
– Что за глупости! – уверенно ответила я, но предательская мысль уже промелькнула в моей голове. Что через год я наверняка буду проводить каникулы в компании людей, которые с интересом согласились бы посмотреть небольшую коллекцию античных ваз в местном музее или с которыми можно обсудить разницу между манерой письма Микеланджело, Донателло и других «черепашек ниндзя», как их называла Долл.
«Сегодня – первый день твоей новой жизни».
Всякий раз, когда я позволяла себе подумать о будущем, у меня в груди все сжималось от страха и восторга.
Вернувшись во Флоренцию, мы нанесли еще один визит в джелатерию. Долл опять не устояла перед шоколадным, на этот раз добавив к нему еще «вкус дыни», а я выбрала грушевое, которое напоминало эссенцию из спелых груш, и малиновое, по вкусу такое же яркое, как мои детские воспоминания о лете.
На Понте-Веккьо было не так многолюдно, как днем, и мы могли поглазеть на витрины ювелирных магазинов. Долл заметила серебряный браслет с подвесками, цена на который была гораздо ниже, чем на все остальное, и мы решили заглянуть в магазин.
Владелец лавочки показал тоненькую цепочку с миниатюрными подвесками в виде Дуомо, Понте-Веккьо, бутылки кьянти и статуи Давида.
– Это детский браслет, – сказал он.
– Давай я куплю его для Хоуп? – предложила Долл, обрадовавшись поводу потратить остаток своих денег.
Пока продавец заворачивал браслет в тонкую бумагу и укладывал его в картонную коробочку, украшенную флорентийскими золотыми лилиями, мы представляли себе, что это станет сокровищем, которое моя сестра будет хранить в особенном месте, и время от времени мы будем вместе доставать его и любоваться
У. Шекспир, «Макбет», акт V, сцена 5. (Перевод Б. Пастернака.)
