издаю стон. Это снимок с сайта больницы. Ее овальное лицо обрамлено темными волосами. Оно такое родное, как будто я сейчас вижу саму себя. Правда, кожа у нее более бледная, и скулы очерчены четче, чем у меня. Из нас двоих именно она в первую очередь привлекала внимание. На фото она улыбается с закрытым ртом, чуть сжав губы и сдвинув их в одну сторону.
В комнате для допросов Моретти садится напротив меня и одной рукой расстегивает пуговицы на пиджаке.
– Вы устали? – спрашивает он.
– Да.
– Это шоковое состояние.
Я киваю. Как странно чувствовать себя такой уставшей и при этом такой напуганной, как будто мое тело заснуло, но одновременно воспринимает некие электрические разряды извне.
– Вам принести чего-нибудь? – интересуется Моретти. Я не понимаю, что он имеет в виду, и когда не отвечаю ему, он решает принести мне чаю, который я не пью. Потом дает мне синий свитер и спортивные штаны.
– Если хотите переодеться, то вот.
– Нет, спасибо.
Еще некоторое время он говорит ни о чем. У него есть маленький домик в Уитстейбле. Там очень красиво, утверждает он, особенно во время отлива. Я начинаю нервничать, даже несмотря на то, что он рассказывает о море.
Он просит меня поведать о том, что я увидела сразу же, как только вошла в дом. Я слышу, как поднимается мой язык во рту, издавая при этом щелчок, и это повторяется в каждом произносимом мною предложении. Моретти потирает себе шею у затылка, и под тяжестью ладони его голова чуть нагибается вперед.
– Вы жили вместе с ней?
– Нет, я живу в Лондоне.
– Вы раньше приезжали к ней днем в пятницу?
– Да, я ее часто навещаю.
– Когда вы в последний раз говорили со своей сестрой?
– Вчера вечером, часов в десять.
Небо потемнело, и мне видны бледно-желтые квадратики офисных окошек в здании через улицу напротив.
– И каким был ее голос?
– Как обычно.
Над его плечом таким же квадратиком отсвечивает желтая кафельная плитка. Интересно, уж не думает ли он, что это я во всем виновата? Похоже, что нет. Страх перед этим обвинением еще какой-то далекий, он едва достигает меня. В какой-то момент мне даже хочется, чтобы во всем обвинили именно меня. Тогда все мои чувства были бы совсем другими – беспокойство, возмущение, требование восстановления справедливости – только не то, что я испытываю сейчас. А именно – ничего. Это как будто проснуться в чистом поле и при этом не помнить, как ты здесь очутилась.
– Сколько это будет продолжаться?
– Что?
– Шоковое состояние.
– Бывает по-разному. Может, и несколько дней.
В офисе напротив уборщица поднимает шланг пылесоса и убирает стулья, мешающие ей пройти вперед.
– Простите, – говорит детектив, – я понимаю, что вам хочется уйти домой. Вы не заметили, Рэйчел в
