взглядом Топоркова, исчезла деревня Ольховка, где меломан в мышиного цвета форме слушал Шуберта, исчезли «эдельвейсы»… и остались только двое – сонная женщина и мужчина, вернувшийся домой.
И Бертолет, почувствовав тайный, свободный от дневных запретов смысл улыбки, ответил улыбкой, какой-то застенчивой, быстренькой, суетливой, и принялся срочно укладываться на валежник у костра.
Галина все смотрела на него, словно ожидая прикосновения или слова. Проходя мимо, быстроглазый Левушкин надернул на лицо медсестры край покрывала и грубо сказал:
– Спи! Чего глазелки вылупила? Не намаялась за день?..
И видел все это бесстрастный, как летописец, майор Топорков. Достал он блокнот и при свете догорающего костерка сделал очередную запись:
«22 октября. Прошли 32 км. Переправились. Немцы ищут обоз. Пока все идет хорошо. Даже слишком хорошо».
В сторонке тихо переговаривались Гонта, Левушкин и Миронов.
– Добром это не кончится, – говорил Гонта. – Зря чужого назначили, зря.
– И я думаю, – согласился Левушкин. – Меры надо принять. Вот только Миронов у нас любит начальство лизать.
– Мое дело солдатское, – отвечал старшина, нисколько не обидевшись. – А только майор – это майор. Ты сначала дослужись! Да он имеет полное право тебя в пекло послать и золу обратно не востребовать!
– Дурак! – сказал Гонта.
День пятый. Гонта показывает характер
К рассвету туман исчез, подгоняемый холодом, а подбитые утренником листья посыпались с ив. Партизаны спали, накрытые этими листьями, как камуфляжной сетью, и даже спины лошадей отливали серебристо-зеленым.
Большие, с треснувшим стеклом часы на свесившейся с телеги руке Топоркова показывали пять. И едва минутная стрелка коснулась своего ежечасного зенита, как Топорков вздрогнул и соскочил со своего походного ложа. Разбудил ездового:
– Степан! Осмотри каждую повозку. Каждую гайку подвяжи тряпицей, чтоб не грюкнуло. Рядом с немцами пойдем.
Тихо-тихо вращались обмотанные тряпицами колеса, отсчитывая секунды походной жизни. Дорога шла через редкий орешник, за которым открывался полевой простор.
– Похоже, мимо Чернокоровичей и пойдем, – говорил Беркович Андрееву и Гонте. – Найду я там кого из своих?
– Там видно будет, – отвечал Гонта.
– Найдешь! – успокоил Берковича Андреев. – А не найдешь, так люди скажут. Человек не иголка!
– И я так думаю, – охотно согласился с Андреевым Беркович. – Может, Лейбу встречу. Он-то скажет! Вы не знали старого Лейбу, это такой человек! У него имелся слепой конь, и он с этим конем ходил по колхозам, собирал щетину для заготсырья. Так жил… Такой человек: молчит, молчит, потом вдруг остановит мужика и выложит ему все! Ну, все: как мужика зовут, и сколько детей, и чем болели…
– Гадал, что ли? – спросил Андреев.
– Нет, просто так. Знал как-то! Или
