отдыхающие! В десять часов теплоход „Константин Паустовский“ совершит часовую прогулку в сторону открытого моря. Вы сможете полюбоваться огнями ночной Ялты и подышать свежим морским воздухом. Билеты продаются в кассе номер девять».
Нашел кассу номер девять, купил билет, сел на катер, гордо именуемый «теплоход», и поплыл на нем в темное открытое море.
Сверкающая огнями Ялта быстро удалялась, и предо мною разворачивалось ночное крымское побережье. Справа уже замерцали огни Гурзуфа, а слева по сгусткам светлых точек можно было различить Ливадию, Золотой пляж, Ласточкино гнездо.
Впереди же, по носу судна, была только мрачная, пугающая пустота безбрежного моря, над которым висели крупные южные звезды. Почему-то я вспомнил Колумба. Три месяца он плыл на запад, и все три месяца перед ним зияла эта недобрая, не сулившая ничего хорошего пустота. За три месяца ни одного острова, ни одного встречного судна! Небо, вода – и больше ничего! От этого можно было сойти с ума.
7.7
Поэт из Пензы. Появившись в нашей обители, он три дня пил, не протрезвляясь, выползая из своей комнаты только в уборную и в столовую. После стал пить с небольшими паузами, но по-прежнему старательно.
Лицо «простое, открытое», чрезвычайно открытое, открытое настежь, открытое нараспашку. Над низким лбом нависает лихой рыжеватый казацкий вихор. Сквозь обитую ватой дверь его комнаты в коридор сочится матерщина.
Проходил оливковой рощицей и заметил на стволе дерева нечто страшное. Из большого, неподвижно сидевшего жука вылезала толстая, зеленая, омерзительного вида личинка, похожая на вошь, увеличенную во много раз. Я тронул личинку палочкой, и она упала на землю. Тогда я тронул жука и понял, что это лишь его оболочка, сухая и тонкая (при этом лапки бывшего жука продолжали довольно крепко цепляться за кору дерева). Я стал свидетелем таинственного акта природы: одно существо непостижимым образом превратилось в другое, подчиняясь вечному закону непрерывного обновления жизни.
Признаться, мне хотелось раздавить личинку, до того она была отвратительна. Но все же я ее пожалел.
Она была совершенно беспомощна – лежала на боку, шевелила тонкими ножками и выглядела обреченной. Любая птица могла проглотить ее в два счета. Быть может, она и была проглочена, едва лишь я ушел. Мне суждено было содействовать ее появлению на свет и стать для нее своего рода акушером.
По Ялте ходят туркменки (отчего их здесь так много?). Все они, как ни странно, молоды, легки и стройны телом. На всех длинные, простого покроя платья из невероятно яркой, какой-то «фовистской» материи: по малиновому фону желтые лилии и зеленые листья, или на густо-синем фоне ослепительно алые розы, или по изумрудно-травянистому полю голубые фиалки. На головах у них такие же яркие платки. С ними ходят молодые люди, судя по всему, их соплеменники. Но одеты они обычно, по-современному.
Купание на пляже у Никитского сада. Вода удивительно чиста. В ней множество медуз.
