дрожь. Саша поцеловал ее руку – она вздрогнула, когда его губы коснулись тонкой гипюровой перчатки, скрывавшей ее. Потом, еще раз окинув взглядом всю фигуру молодой особы, князь Потемкин отошел к матери.
Вслед за Сашей Мари-Клер выразил приветствие и восхищение Денис Давыдов – с ним она ощущала себя раскованно и с улыбкой принимала восторженные комплименты в свой адрес.
– Цветок, истинный цветок заморский, – приговаривал Давыдов, блестя темными глазами, и то и дело поправлял черные с проседью волосы, спадающие ему на лоб.
– Ты нам все ж не полностью досказал, Денис Васильевич, – призвала к себе партизанского генерала княгиня Елизавета Григорьевна. – Кто же там удумал затею с бочкой-то? Неужто скромница Маша Раевская? Я не поверю, будто отец ее, Николай Николаевич, привил ей с детства столь просвещенные взгляды. На моей памяти, на свой брак она куда более в русской традиции смотрела – со слезами да молитвами, а под венец и вовсе за косы ее вели. Нет, наверняка, не ей принадлежала главная роль в устроении спектакля. Маша, она скорее пожертвует своим чувством по чужому указу, сама ж вряд ли додумается. А вот урожденная госпожа Лаваль, – Лиза обмахнулась веером, слегка сузив зеленые глаза, и это мимическое движение ее Мари-Клер сразу же узнала: оно полностью передалось по наследству Саше, – та госпожа Лаваль, которая княгиней Трубецкой стала, – продолжала Лиза с легкой улыбкой, – у нее все по-революционному. Она, конечно, вполне способна и не такое удумать…
– Ты разве не находишь, что они поступили благородно? – спросила у нее Анна Орлова. – По-моему, передавая Денису Васильевичу этот рассказ, княгиня Зинаида как раз и намеревалась подчеркнуть благородство и жертвенность их поступка. Они показали, что ставят любовь духовную намного выше телесной…
– Кто ж ее не ставит выше, когда она есть, – покачала головой Лиза. – Когда уж нет – то ни за что не сыщешь. Разве ты не ставила ее выше, эту духовную любовь, когда твой Михаил Андреевич к актрисам и цыганкам на гуляние с ночи до утра, бывало, ездил? Еще уж как ставила, вспомни хотя б Настеньку Рахманову из Русского театра, к которой весь Петербург в начале века на спектакли ходил, – места свободного в театре не находилось. Все уж там вертелись: и Бурцев, и Денис Васильевич наш, и без вас, Алексей Александрович, не обошлось, – она снова взглянула на мужа, – и Михаил Андреевич там бывал частенько.
– Ну, бывал, так и что? – Анна опустила голову и смотрела на маленький томик Евангелия, который держала в руках. – По моему монашеству, от которого Синод меня избавить отказ принял, несмотря на ходатайство государя Александра Павловича, Михаил Андреевич жениться мог уж не раз, и невест ему богатых, собой пригожих предлагали много, особенно после окончания французского похода, когда государь его отличил за храбрость и ему доверил генерал-губернаторство над Петербургом. Только он мне верен остался, и род их прервался на нем…
– Я ж не про то речь веду, мог ли жениться твой Мишель или нет, –
