поведение, будто бы каждый может положить тебе руку на плечо и… – я задумался насчёт "и", а он тут же спросил:
– А кто это "каждый"? С кем это ты уже познакомился? – голос его изменился, да и взгляд стал совершенно другим: брови он хмурить не перестал, но в глазах появилась заинтересованность.
– Я не знакомился. Один долговязый учил меня играть… в карты.
– Ого, живо Крючок до тебя добрался, – несколько задумчиво произнёс он и вдруг с размаху хлопнул меня по животу мешком с книгой, так что я согнулся пополам, не столько от боли, сколько от неожиданности. – Лучше тебе со мной не связываться, если не хочешь неприятностей, – выпалил он прежним голосом, только чересчур громко.
Подняв голову, я понял, что его последние слова слышал далеко не один я: всё пространство возле лестницы заполнялось прибывающими на обед любопытными. Мой собеседник живо взбежал по ступеням и вошёл в дверь, я же распрямился, крикнул погромче "Вот сволочь!" и оглядел всех присутствующих:
– Надеюсь, кормят здесь лучше, чем общаются! – воскликнул я, вдруг решив сохранять бойкий настрой, и решительно зашагал к дверям, не обращая больше ни на кого внимания.
Остальные поступили так же, и в итоге в столовую я вошёл одним из последних. Тогда я, конечно, ещё не знал, что она называется столовой, да и всё, что происходило внутри было для меня удивительным.
Оказалось, что еду не подают на стол каждому, а, наоборот, каждый берёт свою еду сам, ставит на небольшую дощечку и несёт к столу, а после еды бросает грязные миску, чашку и ложку в специальный чан.
Помнится, в первый раз я забыл взять ложку и возвращался за ней, а потом оказалось, что у меня нет на дощечке хлеба, хотя я точно помнил, что брал его, когда же я вернулся с хлебом, то обнаружил, что пропал мой компот вместе с кружкой. Подумав, я решил не возвращаться за компотом, а сначала спокойно съесть суп.
Тогда меня удивило, как много нарезанного хлеба лежало в корзинке, и никто не следил за тем, кто сколько взял. Я даже задумался, не оставить ли кусочек про запас, но вспомнил о половине маминой лепёшки и оставил эту мысль. Больше ничего подобного мне на ум не приходило: сейчас, вспоминая времена, проведённые в академии, я понимаю, что совершенно не был обеспокоен мыслями о пропитании, что ни до, ни после со мной уже не случалось, исключая, пожалуй, первое время жизни на острове, но об этом пока рано.
Суп тогда мне показался почти безвкусным и холодным, а вот компот, за которым я всё-таки, конечно, сходил ещё раз, мало того, что был обжигающе горячим, он ещё пах какими-то травами, и пока я дул на него и отпивал по маленькому глоточку, мысли унесли меня на удивительные острова, где росли огромные растения, в которых жили диковинные звери, которых не видел ещё ни один из живущих. Тогда над кружкой компота, обжигавшей губы сильнее самого компота, я вдруг обрёл несбыточную мечту, даже не подозревая, что до воплощения её осталось менее дюжины дюжин дождей.
Я вдруг обнаружил себя, одиноко сидящего среди пустых столов и перекатывающего по
