style="font-size:15px;"> Окраина села. Покосившиеся домики. Лай собак. Небо покрыто серыми облаками. Ветер подувает вдоль серых улиц и крашенных ставен. Две бабы вышли на улицу и судачат о болезнях.
– Да, у него черная болезнь… – почти шепотом сказала Мария.
– Да ты что?… А он же не болел ни чем? Как же так. Кто же теперь будет лавку то держать? – спрашивала её попутчица, не молодая женщина, с завязанным платком на голове и в широком сарафане.
Ветер прошелся над верхушками деревьев и полез на крыши домов. Где-то ветхие, а где-то металлические крыши скрипели, шуршали осыпавшимися крошками дерева, но держались прочно, словно крепкие парни в кулачном бою. Бабы шли по улице, на которой было столько пыли, что казалось она вовсе закроет стекла окон. Вот прокатилась телега с мужичком. Он вез какой-то скарб, большие коробки и ещё что-то. Видно сосед купец привез из Иркутска товар. Любопытные мальчишки бежали за телегой: а вдруг им что-нибудь достанется. Голуби взлетали из – под крыш и поднимались высоко в небо. Мария и Агафья посмотрели на телегу, товар и вздохнули:
– По чем он будет продавать масло? Оно, говорят, будет стоить в этот раз дороже. И где ж это они берут то его? Что ж оно так стоит? Где теперь столь денег взять то?
– Дак, поди ж ты из далеча везут. Где – то аж на границе. Там товару много. А как же нам то быть? Мой дурак то работает у Шабалина. Взял, взял он его к себе. Грузчиком. И платил по 50 копеек за день. А если запьешь, говорит, то не будет тебе ничего. Дак я его и так держу, и этак. Уж поди неделю трезвый, – протараторила Агафья, поправляя платок на голове. Волосы выбились из – под головного убора и лезли в лицо, подаваемые ветерком.
Бабы присели у чьего – то дома и поглядывали, как сильные руки мужичка сгружали товар на землю, а верткие мужички из магазина подхватывали коробки и несли вовнутрь.
– Дак, он теперича то помрет… Ой, помрет. Говорят, что его доктур какой-то не нашенский лечил. Кровь пускал зачем – то. А он весь серый, как небо, лежит себе на кровати и молчит. А посля траву выдавил в платочке в стакан и поил его. Что это даст?
– А что говорить – то? Что ж тут скажешь. Наши то дохтора какие? Так себе. А он же недавно ходил здесь-то? Какой красавец был! Кажна девка заглянет. А что трава-то как была?
– И что ж, кажна девка. Трава – то?… А хто ж знает. Чёрная, она. Лечит, говорят болезни каки, а може и нет. О девкАх ли ему счас. Може и поплясал кода бы. А теперь вот лежит. И все тут. Ни ест, ни пьет. Ни какова тебе веселя. Токмо смотрит в окно, на голубев этих и дышит, все что не ровно. Лицо серо. Глаза горят. Горячка это.
Мария побожилась на крест, что на церкви и посмотрела на Агафью. Вдруг один короб упал и раскрылся. Оттуда выкатись маленькие коробочки.
– Мыло, что ль привез, како-то? Аль духи? Девкам –то надо этой красоты. Вон подишь-ты молоды ещё то. Красота у кажной, что писанная картина. Твоя то Галька уже за парнем каким бы хоть? Уж восемнадцать годов ведь. Пора и парня подыскивать.
– Да, какой там. Ходит, ходит с ней, а сватать
