камнями, по 200 рублей за штуку, а внизу имелся в наличии пломбир в вафельных стаканчиках по четыре рубля. Позади магазинов сооружен общий сортир с выгребной ямой, собранный из бетонных плит. Плиты покосились и разошлись в стороны, дыры в полу загажены, вокруг разбросаны грязная бумага и мусор, даже зимой отсюда разит нестерпимой вонью.
На главной площади Усть-Кана мы всегда делаем остановку, чтобы поесть борща и пельменей в бойкой придорожной столовке, накупить с собой горячих чебуреков и мороженого. Случаются у нас и любопытные диалоги с местными обывателями. Вот мы стоим на площади и дышим свежим воздухом после сытного обеда. Рядом на крутой деревянной лестнице уселся и теперь приглядывается к нам алтаец лет сорока, сильно пьяный по случаю выходного дня. Больше всего его внимание привлекает Алина, хорошенькая москвичка в обтягивающем сером трико на крепких спортивных ножках. Алтаец плотоядно прохаживается мутными глазами по ее рельефным формам, дымя дешевой папироской.
– Ты замужем, красавица? – нетвердым языком приступает он к делу. Берет, так сказать, сразу быка за рога.
Алина давно заметила интерес к себе пьяного алтайца и заранее заалела. Хоть он не очень чист (и даже совсем не чист), мертвецки пьян и к тому же дурно одет, а все же внимание мужчины отчасти бодрит московскую красавицу.
– Нет пока, а что? – отвечает она как бы равнодушно, но, на всякий случай, жмется к нам поближе. И хихикает.
– Поехали тогда со мной! – решительно ставит ей мат уже вторым своим ходом ухажер с лестницы.
– Куда поехали? Хи-хи, – радуется такой сильной мужской страсти Алина, но теснится к нам еще ближе, для страховки.
– В Яконур! – объявляет точное место будущего Алининого счастья алтаец и раскачиваясь на ступеньке, машет рукой на север.
– В Яконур?? Хи-хи. А что там?
– Как что?! Дом у меня там! Что! И овцы есть! И кони! Вот что! – Алтаец привстает на крыльце, тянется к Алине, но тут же падает обратно – увы, ноги его не держат.
– Овцы? Хи-хи! – Алина делает еще один шаг назад, опасаясь, что алтаец со всеми своими алкогольными парами прямо с лестницы упадет на нее, вместе с грязной фуфайкой, штанами и сапогами.
Алтаец и рад бы упасть на Алину, да не может. Он уже битый час сидит на этой грязной лестнице, будучи, говоря по правде, не в силах ни встать, ни сойти с нее. Из всех членов у него сейчас работает один лишь язык, да и тот не вполне твердо. Алина, которой, с одной стороны, интересна и даже весьма лестна тема вдруг завязавшейся светской беседы, а с другой – страшновата перспектива обрушения на нее упившегося аборигена, окончательно заступает за наши спины и прячется там, высунув наружу одну лишь кокетливую головку с красиво уложенными золотистыми волосами.
– Да, овцы! Тыща! Овец! – брешет мужик, желая укрепить произведенное на Алину впечатление своим несметным богатством. – И машины! Три
