на перевал, ведущий к озеру Узункель. Марат и Тимур показывают нам видную справа вросшую в землю пастушескую избушку, на самом краю леса, сейчас пустую.
– Мы тут скот пасли в детстве: перегоняли сюда коров и лошадей из Балыктуюля! И жили на этой стоянке все лето!
Пока наша группа неторопливо поднимается к перевалу, разговор вяло крутится вокруг все тех же лошадей.
Первые два дня похода успели разделить нас на две группы. Я, Сергей и Лена уверенно держимся прямо за проводниками, а Катя, Алина и Слава тащатся всю дорогу далеко позади нас, в результате чего мы то и дело останавливаемся и поджидаем, пока они нас догонят. Понятно, что это связано исключительно с опытом езды на конях, либо же с его отсутствием. Местные кони все до единого обучены так, что их надо постоянно подгонять, иначе они будут медленно тащиться по тропе как больные чумкой, едва переставляя копыта, вздыхая и строя болезненное выражение морд. Еще они будут убегать с тропы и нагло есть траву, не обращая внимания на всадников. Опытные конники это знают и весь день пути машинально помахивают перед глазами коня веревкой, или постукивают ею по крупу, или ломают с куста и хлопают скотину прутиком, на худой конец – постоянно стучат ему пятками в бока. Но ни Слава, ни Катя, ни тем более сердобольная Алина не признают всех этих жестоких методов истязания «бедных коников». Им кажется, что кони и без того буквально надрываются в нашем походе, едва держатся от издыхания и с трудом выживают из последних своих лошадиных сил. Все наши потуги переубедить их совершенно тщетны, в результате мы смиряемся и тащимся по горам со скоростью похоронной процессии.
– У меня так вообще больной конь! – вдруг заявляет Слава прямо посреди нашего затяжного подъема на перевал, как только мы миновали синее озеро. – Вон, только гляньте, как он дышит, бедняга!
Охотно останавливаемся и разглядываем Славиного коня. Вид у него и вправду довольно жалкий. Вороной низкорослый конек стоит на узкой тропе, понурив голову, и мелко дрожит всеми своими членами. Его дыхание прерывисто и нездорово, словно он задыхается в остром сердечном припадке. Бока коника мокрые от холодного пота, большие глаза вроде как даже слегка заплаканы, они глядят на нас страдательно и отчасти припадочно. Говоря по совести, он того и гляди сейчас рухнет замертво, прямо под ноги спешившегося Славы, в немой и страшный укор всем нам – живодерам!
Однако балыктуюльцев Марата и Тимура эта печальная картина отчего-то совсем не пробирает. Они смотрят на несчастное животное с большим сомнением, если не сказать, что зло и раздраженно.
– Так! – решительно говорит Марат Славе. – Забирайте в таком случае моего коня!
Слава ошарашен. Как? Вот так взять и заменить, ни с того ни с сего, его умирающего от изнурения и болезней, бьющегося в предсмертной агонии, насквозь усталого коника-инвалида на вот этого славного и шустрого скакуна-акселерата, который всегда столь резво и неутомимо бежит впереди нашей колонны? Это
