спешить. Меньше разговоров.
Джон уверенно кивнул мне.
***
Вот и школа, вот гардероб, а вот и наша чертова классная.
Она посмотрела на нас с высочайшей степенью строгости. От такого пронзительного взгляда становилось жутко не по себе и хотелось как можно быстрее закопаться как страус в песок, дабы не видеть эту зловещую картину.
– Попали в пробку, надеюсь, вы понимаете, – сказал уверенно Джон.
– С Вами все понятно, Джон, а вот с Уильямом, сбежавшим с урока…
Хоть ее речь и казалось слегка недосказанной, я начал объясняться сразу после ее слов:
– Прошу прощения, мэм. Мне стало очень плохо, понимаете, я хотел Вам это сказать перед своим уходом, но организм давал о себе знать, и…
– Уильям, я знаю, куда и зачем Вы шли. Я далеко не слепая… – она замешкалась.
– Вы не слепая, мэм.
– Я закрою глаза на это в первый и последний раз, только из-за того, что Вы хороший ученик, – женщина устало вздохнула и вручила мне в руки увесистую тетрадь. – Раз мы столкнулись, то отнесите в класс ваш классный журнал, желательно побыстрее, а то вы уже опаздываете.
– Да, учитель! – сказали мы вместе с Джоном.
Она развернулась и поспешила в противоположную нам сторону. Времени оставалось все меньше и меньше, но первым делом надо было посетить другое место.
Вот мы почти пришли к двери, ведущей на крышу. Меня посетило предчувствие, что Виктории я нужен один, поэтому попросил Джона вновь постоять на карауле, передав ему журнал с таким выражением лица, будто это не какие-то там бумажки, а самый настоящий рыцарский меч. Он злостно фыркнул, но согласился.
Закрыв за собой дверь, я издал манерный звук, который дал Виктории понять, что я здесь.
– Привет, Уильям. Как же тут красиво, прямо загляденье. Жаль, что это последняя красивая вещь в моей жизни. А если бы вместо неба здесь было ночное небо с большим количеством звезд, тебе бы понравилось?
Я не вникал в то, что она говорила, и хотел поскорее задать интересующий меня вопрос:
– Виктория, что ты здесь делаешь?
– Знаешь, куда я пошла после того звонка? Прямо на место автокатастрофы. Две машины съехали с дороги и упали в овраг, а после этого кто-то взял и сжег абсолютно все. Я не смогла увидеть их даже мертвыми. Почему люди поступают так? Почему даже испортив все, они стараются сделать другим еще больнее? В ожог ударят иглой. В тыльную сторону руки вставят кинжал и будут медленно проворачивать его. Я же этого действительно не заслужила. Не заслужила.
Как ни странно, но она говорила совершенно без слез. Смотрела куда-то вдаль и медленно растягивала каждый ударный слог.
– Ты не заслужила этого.
– Я стояла перед гигантским кострищем. В моих глазах переплеталось бесконечное количество языков пламени. Я смотрела на них и понимала: огонь – это я и есть. Огонь не может вечно гореть. Даже самая длинная свеча медленно, но верно гаснет. Воск – время. А я, видимо, не заслужила столь большого количества
