не существует. Это путь движения к социализму в исключительно трудных и специфических условиях этого времени и этой страны. «Левые» критики Чавеса не заслуживают, чтобы на них обращали внимание – разве только для того, чтобы послать их к черту. Что, они видели устрашающие муравейники барриос, которые достались боливарианскому президенту вместе с разрушенной неолиберализмом экономикой, хронической нищетой и безграмотностью населения, извечной коррупцией, в которой теперь не устают винить его самого? К 1999 году 26 % граждан Венесуэлы, включая две трети венесуэльских детей в возрасте до пяти лет, находились за чертой критической бедности. 45 % домохозяйств не имели ежедневного доступа к питьевой воде, в 27 % из них не было канализации. По меньшей мере, один человек в 44 % домохозяйств был хронически болен, а одно койко-место в больнице приходилось на 585 жителей, которые, впрочем, еще не считались бедняками. 13 % молодежи страны не ходили в школу, а 55 % молодых бедняков бросали ее, не доучившись. В целом же из системы образования было исключено 44 % детей, а детская смертность в крупнейшем нефтяном экспортере полушария была традиционно высока. Кто-то нашел бы в этих условиях другой путь к социализму? Так пусть доказывает это на практике, в своей стране – вряд ли тамошние условия будут хуже, чем в Венесуэле.
«Чавесу приходится крутиться, как на сковородке», – говорили нам венесуэльцы. После выступления на Площади Чести он успел слетать с визитом в Уругвай, к Табаре Васкесу, предложить североамериканским кабельщикам льготные цены на бензин в обмен на продвижение «Телесура» в США, выдвинуть новые социальные инициативы. А затем вернулся для четырехчасового выступления на форуме в рамках антиимпериалистического трибунала. CNN сутками крутило кадры с непосредственно прыгающим на сцене Чавесом (видимо, в США находят их комичней ужимок Буша). Жаль, что они опустили все остальное. Чавес говорил: когда разгорелась забастовка и страна осталась без привычного горючего в баллонах – обычного топлива бедняков, он, обессиленный, вышел на улицы, где его узнала и затащила к себе домой жительница баррио. Она показала ему свою лачугу, больного мужа, детей, и картошку, которую жарила им на ужин. «Если ты ничего не можешь сделать – становись, жарь мою картошку. А если можешь – иди и сделай», – сказала она президенту (и этому надо верить, даже если женщина существовала лишь в его воображении тех лихорадочных дней). Чавес – сделал. Бастовавшие танкеры были захвачены армией, фарватер озера Маракайбо раскупорен для судоходства. Тогда это казалось чудом – не очень божественным в глазах клерикальной оппозиции, один из лидеров которой, кардинал Розалио Кастильо, как раз накануне фестиваля призвал подвергнуть президента экзорцизму. Сам Чавес ищет дьявола в других местах. В радиопрограмме «Алло, президент!» он просто и доходчиво назвал социализм раем, а капитализм – адом (для тех венесуэльцев, кто еще верит клерикальной пропаганде). Во время референдума Чавес активно использовал легенду
