разглядывая коммуникатор. Черт, про дресс-код не спросил, но, видимо, придется отыскать в дальней кладовке форму.
– Герман, ты вставать соби… – Рина вошла на кухню, держа в руках охапку цветущей черемухи. Весна в этом году выдалась ранняя и очень дружная, только что похолодало – и вот, повсюду эта белая метель с горьким запахом. Герман улыбнулся, бросил хлебный катышек в мусор и полез в шкаф за вазой.
– Нет, как видишь. Давай воды налью.
Он повернулся, чтобы открыть кран. Как кстати. Проще спросить, не глядя в глаза.
– Послушай, Рина, а ты случайно не помнишь, где моя старая форма хранится?
Черемуховый снег рассыпался по полу. Жена перестала улыбаться и побледнела.
– Зачем она тебе, дорогой?
– Да так, – Герман нагнулся, чтобы собрать увешанные белыми гроздьями ветки и поставить их в вазу. – Позвали побеседовать. В ЦПК.
– То есть мы правда начнем сначала? Я слышала утром в новостях, но думала – так, громкие слова по случаю праздника. Неужели? Но обещай мне, что никаких полетов больше, Герман. Прошу тебя. В твоем возрасте…
– В моем возрасте, Рина, один весьма известный астронавт прекрасно совершил замечательное путешествие на станцию и вернулся цел и невредим, – сообщил жене Герман из-за веток черемухи. Та отняла у него вазу и сердито бухнула ее на стол. По темному дереву столешницы рассыпалось белое конфетти лепестков.
Остаток дня Герман провел в молчании, приводя в порядок запущенный с осени сад. Подрезал ветки, сгребал сухие стебли травы, рыхлил землю. Забор в паре мест починил, три столбика врыл заново. Обрезал сухую сливу, снес ветки на задний двор и разжег большой костер. Рина больше ни о чем не просила, молча переставляла коробки в дальней кладовке. Потом принялась готовить ужин. Поели они в молчании. Потом она поднялась и вышла из комнаты. Герман вздохнул. Окно было открыто, и в комнате тревожно пахло жженым деревом. «Давно мы не ссорились, и вот поди ж ты…» – подумал он с тоской. Дверь скрипнула.
– Герман, примерь, пожалуйста, – тихо попросила Рина, держа в руках что-то темное, большое и почти забытое, – мне кажется, ты с тех пор несколько похудел.
Герман сгреб жену в охапку вместе с идеально отглаженной формой летчика-космонавта и тихо коснулся губами родной макушки.
– Умница моя. Не бойся, никуда я не денусь. Поговорить позвали. Пока только поговорить. Мало ли, что им нужно.
Она прерывисто вздохнула и наконец-то посмотрела ему в глаза:
– Оденься, говорю, может, еще пуговицы перешивать придется. И не засиживайся сегодня долго, хорошо?
Он стоял на ребре открытого люка, глядя на свои белоснежные ботинки с черным кантом. Аккуратно запаянные по шву, чтобы обеспечить полную герметичность. Стоял, ожидая напарника, а самому очень хотелось поскорее сделать шаг вперед. И когда напарник наконец-то показался в просвете люка, он не шагнул, а прыгнул, и почти
