себе карму переступая через тело, я направилась к ступеням с противоположной стороны.
Там лежал брат-близнец первого трупа. Кисонька обложила меня со всех сторон. Сама хозяйка пиршества сидела на перилах крыльца и мылась с видом: «Ну что, съела?».
Японцы установили, что кошки понимают до ста слов – моя кисонька, по-моему, понимает даже японский язык.
Серия 9. «Блюдо дня»
Хорошо, знаете ли, вечером на даче взирать на закат за накрытым столом с бокалом красного сухого. А на столе – зелень в прозрачной испарине, хрусткие молодые огурчики и упругие помидорки. Редиска влажная, нежно-розовая… Да шашлычок дымящийся, а к нему соус острый… Хлеб свежий черный чуть липкими ломтями порезанный, лаваш тонкий, порванный руками на части… Масло со слезой… Лучок свежий с огорода, да черемша ядреная. Можно и селедочку, но не обязательно.... Сыр еще сулугуни или адыгейский толстыми брусками порезанный, чтобы удобно было его заворачивать вместе с зеленью и лучком в лаваш… Да колбаска копченая… Ну что еще надо?
Оказалось, у нас недостает блюда дня! Это я поняла, когда узрела спешащую к столу кисоньку. Она торопливо стекала с пригорка, держа что-то в зубах.
Чем ближе подплывала кисонька, тем более подозрительно я относилась к этому нечто, ритмично колышущемуся в такт ее шагам. Нечто было бело-зеленым, блеклым, длинным и странно раздвоенным.
Кисонька бодрой рысью приблизилась и брякнула на скамейку то, что свисало у нее из пасти. Это оказалось половиной лягушонка, задней его частью. Видимо, переднюю – самую вкусную – кисонька схомячила по дороге. А лягушачьими лапами и жопкой, как деликатесом, решила поделиться со мной.
Глядя на ее счастливую от собственной щедрости морду, я смогла сказать только «спасибо!». Кисонька икнула, облизнулась и, пожелав нам приятного аппетита, удалилась в закат.
Серия 10. «Чудо-юдо»
Утром кисонька встретилась с чудом. Чудом-юдом… С рогами, копытами и хвостом. Чудо стояло у нашей калитки и с выражением вселенской скорби на морде обгладывало какую-то фиолетовую хмарь на стебле. Хмарь, вероятно, оказалась на редкость питательной, поскольку чудесные слюни висели до земли.
Кисонька в благоговейном ужасе уставилась на корову. Дело в том, что вчера она, привлеченная чудными фиолетовыми цветочками, тоже попробовала эту растительность – вкус оказался настолько волшебным, что кисонька долго трясла головой и отплевывалась. Однако корова упорно жевала, устало прикрыв шоколадные влажные глаза.
От нее пахло теплым молоком. Этот запах был кисоньке хорошо знаком. Так благоухал бело-розовый бидон, который я ежевечерне приносила от молочницы. И стоило мне побренчать крышкой, как с пригорка раздавалось взволнованное «сей-чаааас!», и на всех парах пролетарским бронепоездом упитанная кисонькина тушка мчалась вниз по тропинке. Мохнатой бешеной гусеницей, едва не сбив меня с ног, она устремлялась к своей миске и нетерпеливо приплясывала
