она нас на Петергофское шоссе. А оттуда прямо, прямо, прямо. Мой водитель местный, дальше он и сам знает дорогу. Окна дач темные, глухие. Нигде и никто не шелохнется. Неизвестно, что думают немногочисленные обитатели этих домиков, когда мимо них с ревом и лязгом проносятся невиданные ими ранее боевые машины. Может, прилипают носами к стеклу, стремясь разглядеть это диво дивное; может, перекрестившись, лезут подальше от греха в подпол, поближе к мешкам с картошкой и кадкам с огурцами; может, хватаются за телефон, если он есть в такой глуши, и звонят, куда попало, о прорвавшихся немцах. Нам же до этого дела нет.
Когда голова колонны миновала центр Стрельны, я получил сообщение, что все четыре роты вышли на шоссе. А теперь газу, товарищи механики-водители! Водяная пыль из-под гусениц, брызги грязи и прочая прелесть… Когда шоссе начинает поворачивать к северу в сторону Питера, откладываю карту и берусь за тангенту рации. Необходимо доложиться товарищу Второму – в миру полковнику Бережному – и сообщить ему, что мы прошли первую контрольную точку. А он уже даст команду – или занимать вокзалы согласно первоначальному плану, или уйти в запасной район к Путиловскому заводу.
Все, полковник на связи.
– Товарищ Второй, докладывает Слон, прошли первую точку, опережаем график, – я глянул на светящийся в полутьме циферблат командирских часов, – примерно на пять минут.
В ответ слышу приглушенный смешок и голос командира:
– Товарищ Слон, уходите на запасной район к Путиловскому. Повторяю, уходите к Путиловскому, там вас встретят. И удачи вам! Конец связи.
Отвечаю:
– Спасибо, товарищ Второй, и к черту! Конец связи.
Ну что же, к Путиловскому так к Путиловскому… А значит сие, что пока все обходится без нашего прямого вмешательства. Петергофское шоссе проходит буквально вдоль забора Путиловского завода. Еще четверть часа, и вот уже мы въезжаем на заводскую территорию.
Тут жизнь кипит ключом. Народ самый разный: отряды красной гвардии, солдаты пробольшевистски настроенных полков, какие-то местные офицеры. И над всем этим бардаком царят полковник Бережной и, о господи, Феликс Дзержинский, сколачивающий из всего этого хоть какое-то подобие боевого соединения. До нашего прибытия дело шло туго, полковник и помогавшие ему местные офицеры генштаба буквально охрипли и сбились с ног, пытаясь сформировать часть из штатских и пентюхов-тыловиков. Процесс больше смахивал на какой-то митинг.
Прибытие сорока БМП-3Ф, двенадцати самоходных гаубиц «Нона-С» и четырех КШМ сразу остудило луженые глотки митинговых крикунов, и процесс формирования первой бригады Красной гвардии сдвинулся с мертвой точки. К каждой нашей роте должны присоединить отряд Красной гвардии в триста – четыреста штыков, после чего рота станет батальоном. Тут еще надо учитывать психологию красногвардейских командиров, не желающих подчиняться ахфицерам, несмотря на то что сами по себе они представляют всего лишь ноль без палочки.
Таких посылали
