Детство. В людях. Мои университеты. Максим Горький

Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Детство. В людях. Мои университеты - Максим Горький страница 56

Детство. В людях. Мои университеты - Максим Горький Эксклюзив: Русская классика

Скачать книгу

одевайся!

      Мать отстранила его рукою, взялась за скобу двери:

      – Ну – идемте!

      – Прокляну, – шепотом сказал дед.

      – Не боюсь. Ну?

      Она отворила дверь, но дед схватил ее за подол рубахи, припал на колени и зашептал:

      – Варвара, дьявол, погибнешь! Не срами…

      И тихонько, жалобно заныл:

      – Ма-ать, ма-ать…

      Бабушка уже загородила дорогу матери, махая на нее руками, словно на курицу, она загоняла ее в дверь и ворчала сквозь зубы:

      – Варька, дура, – что ты? Пошла, бесстыдница!

      Втолкнув ее в комнату, заперла дверь на крюк и наклонилась к деду, одной рукой поднимая его, другой грозя:

      – У-у, старый бес, бестолковый!

      Посадила его на диван, он шлепнулся, как тряпичная кукла, открыл рот и замотал головой; бабушка крикнула матери:

      – Оденься, ты!

      Поднимая с пола платье, мать сказала:

      – Я не пойду к нему, – слышите?

      Бабушка столкнула меня с дивана:

      – Принеси ковш воды, скорей!

      Говорила она тихо, почти шепотом, спокойно и властно. Я выбежал в сени, в передней половине дома мерно топали тяжелые шаги, а в комнате матери прогудел ее голос:

      – Завтра уеду!

      Я вошел в кухню, сел у окна, как во сне.

      Стонал и всхлипывал дед, ворчала бабушка, потом хлопнула дверь, стало тихо и жутко. Вспомнив, зачем меня послали, я зачерпнул медным ковшом воды, вышел в сени – из передней половины явился часовых дел мастер, нагнув голову, гладя рукою меховую шапку и крякая. Бабушка, прижав руки к животу, кланялась в спину ему и говорила тихонько:

      – Сами знаете – насильно мил не будешь…

      Он запнулся за порог крыльца и выскочил на двор, а бабушка перекрестилась и задрожала вся, не то молча заплакав, не то – смеясь.

      – Что ты? – спросил я, подбежав.

      Она вырвала у меня ковш, облив мне ноги и крикнув:

      – Это куда же ты за водой-то ходил? Запри дверь!

      И ушла в комнату матери, а я – снова в кухню, слушать, как они, рядом, охают, стонут и ворчат, точно передвигая с места на место непосильные тяжести.

      День был светлый; в два окна, сквозь ледяные стекла, смотрели косые лучи зимнего солнца; на столе, убранном к обеду, тускло блестела оловянная посуда, графин с рыжим квасом и другой с темно-зеленой дедовой водкой, настоянной на буквице и зверобое. В проталины окон был виден ослепительно сверкающий снег на крышах, искрились серебряные чепчики на столбах забора и скворечне. На косяках окон, в клетках, пронизанных солнцем, играли мои птицы: щебетали веселые, ручные чижи, скрипели снегири, заливался щегол. Но веселый, серебряный и звонкий этот день не радовал, был не нужен, и все было не нужно. Мне захотелось выпустить птиц, я стал снимать клетки – вбежала бабушка, хлопая себя руками по бокам, и бросилась к печи, ругаясь.

      – А, окаянные, раздуй вас горой! Ах ты, дура старая, Акулина…

      Вытащила

Скачать книгу