с противником настоящие воины, подобные суворовским чудо-богатырям. Не знал он и о том, что осенью 1807 года шведский посол в России граф фон Стедингк (Стединк) писал в Стокгольм королю Густаву IV Адольфу о непрочном положении императора на троне:
«Говорят о том, что вся мужская линия царствующего дома должна быть отстранена, а так как императрица мать и императрица Елизавета не обладают соответствующими данными, то на престол хотят возвести великую княжну Екатерину».
О критическом для императора России положении был извещён и Наполеон, который 16 сентября 1807 года сообщал своему посланнику в Санкт-Петербурге Анн Жану Мари Савари: «Англичане насылают дьявола на континент. Они говорят, что русский император будет убит…».
Но всё это не было известно князю Багратиону, и он пока ещё не понимал, что перед ним не просто девятнадцатилетняя девушка, что перед ним русская великая княжна, настоящая дочь своего отца Павла Петровича, сложившего голову в борьбе с сановными уголовниками в борьбе за Россию. Не осознал он и того, что эта русская великая княжна способна сделать то, что однажды сделала её великая бабушка Екатерина Алексеевна. Она способна занять престол русских царей и способна не просто быть на престоле, а вести политику во имя России, как её бабушка, а не во имя Европы, как её брат…
– Что скажете, князь? У меня надежда только на вас…
А Багратион в этот момент не мог не признать, что действительно и у вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, и у юной великой княжны Екатерины Павловны вся надежда только на него, на него одного. И всё-таки он не мог отделаться от одного вопроса, почему же нет надежды на жениха? Почему же Екатерина Павловна не обратилась с таким вопросом к генералу, князю Петру Михайловичу Долгорукову? И тут не могло не осенить – Долгоруков, флигель-адъютант императора и его друг. Ну а поскольку на друга императора опереться нельзя, значит, помощь нужна против императора.
Они шли по аллее, уже тронутой осенью, и Екатерина Павловна негромко говорила:
– Вы же не хотите повторений Аустерлица и Фридланда, вы же не хотите отдавать победы, как отдали их при Прейсиш-Эйлау? Разве там было не предательство?
О чём в этот момент подумал князь? Быть может, ему вспомнились некоторые эпизоды сражений при Прейсиш-Эйлау, когда Беннигсен позволил французской кавалерии полностью изрубить нашу пехоту, уже прорвавшую центр боевых порядков французов, но умышленно неподкреплённую Беннигсеном и брошенную им на произвол судьбы. Быть может, вспомнился Фридланд, когда Беннигсен занял крайне невыгодные позиции и не позволил нашим, несмотря на просьбы Багратиона, ударить по врагу, пока было наше превосходство и тем самым дал возможность врагу завершить полное сосредоточение войск. Обо всех этих предательствах, несмотря на которые император продолжал держать Беннигсена главнокомандующим, поговорим в последующих главах. А пока – пока послушаем ответ Багратиона.
Он остановился, порывисто повернулся и сказал:
